Я решаю поехать по кратчайшему пути к деревне Баян-Адарга, после которой вроде бы должны появиться деревья, а местность — стать холмистой. Стало быть, там уже должен лежать снег. А пока вокруг меня одна лишь степь. Море, на котором я не стану делать крюков, чтобы объехать те или иные каменистые зоны.
Между моим нынешним местоположением и деревней Баян-Адарга имеется маленькое селение, которое я заприметил и расстояние до которого знаю точно, потому что мне его показывает устройство GPS.
Таким образом, меня (уже в который раз!) ждет неизвестность. Где я лягу спать сегодня вечером? Под открытым небом или в юрте? Сколько километров мы сможем проехать — десять или сто? С кем нам доведется встретиться? Поднимется ли ветер?
Очень много вопросов, но очень мало ответов. В ходе эволюции человек постарался снизить подстерегающую его опасность во всех областях своей жизнедеятельности, сделать предсказуемым то, что ранее было непредсказуемым, упорядочить свой рабочий день с точностью до минуты, устранить бардак и хаос, возникающие в результате влияния внешних факторов или без них, и подавить все, что противится его воле, следовательно, считается недопустимым.
Однако разве не за этим я приехал сюда? Я приехал для того, чтобы не знать, что меня ждет сегодня и что меня ждет завтра. Для того, чтобы позволить окружающей среде, небесам и собакам навязывать мне все время изменяющиеся темп и маршрут движения.
Мне вспоминаются слова выдающегося датского исследователя Кнуда Расмуссена: «Дайте мне зиму и собачью упряжку, а остальное оставьте себе!»
20
Мы, словно какое-нибудь маленькое судно, движемся в течение двух дней посреди этого бескрайнего моря в направлении золотистого горизонта. Точно так же, как ветер заставляет двигаться судно, надувая его паруса, мои собаки заставляют двигаться мои сани, причем со скоростью более шестнадцати километров в час. Похожие на волны высокие травы колышутся, гладя меня по спине и почти скрывая в своей массе собак, которые рассекают эту растительную массу, как рассекает толщу воды форштевень корабля. Я восторженно смотрю то на окружающий пейзаж, то на своих бегущих четвероногих спутников. Бегут они хорошо, выстроившись в ровную линию и строго придерживаясь одного ритма, пусть даже некоторым из них — например, Камику, Квест и Казану — не так-то просто выдержать темп бега наравне с моими марафонцами — Хэппи, Кали, Юником, Мивуком и Бюркой. Находясь непосредственно перед санями, Дарк вовсю работает лапами. Поскольку этапы стали теперь длинными, этот «пожиратель километров» наконец-то пресытился бегом. Во время остановок, которые я обычно делаю после пяти часов непрерывного бега, Дарк ложится на землю и отдыхает. Правда, делает он это самым последним. Впрочем, добиться того, чтобы Дарк лег отдыхать, когда на него надета шлейка, — уже само по себе подвиг.
Как только собаки засыпают, я растягиваюсь на санях лицом к солнцу и, закрыв глаза, прислушиваюсь к невероятному безмолвию степи. Это безмолвие накатывается на меня, проникает в меня, течет, словно кровь, по моим венам. Иногда откуда-то издалека до меня доносится крик хищной птицы или тявканье лисицы. А еще я слышу шелест ветра, колышущего травы, и дыхание спящих собак. Убаюканный музыкой грандиозного безмолвия, я тоже засыпаю. Просыпаюсь я где-то через полчаса, чувствуя себя уже достаточно отдохнувшим. Таким же образом чувствуют себя и мои собаки, которые, как только я встаю, вскакивают с земли и шумно выражают свое желание снова «выйти в море». Эти «моряки» не знают усталости.
Всем жителям той деревни, куда я направляюсь, уже давным-давно известно, что к ним едет гость. Многочисленные всадники, которых я встречал по дороге, передавали сведения о моем местонахождении. Сейчас готовятся новые торжественные мероприятия, являющиеся продолжением празднования монгольского Нового года, которое заканчивается сегодня апофеозом, состоящим из лошадиных скачек, попоек и танцев. Абсолютно все жители деревни — человек двести или триста — одеты в национальные костюмы, которые включают большие меховые шапки и великолепные кожаные сапоги. Многие из детей и взрослых разъезжают по деревне и вокруг нее на лошадях, периодически устраивая импровизированные мини-состязания по скорости верховой езды.
Кортеж из лошадей и детей сопровождает меня к дому, который местная администрация выделила в распоряжение Пьера и Арно, чтобы те подготовили его к моему приезду. Моим собакам предоставляют прекраснейший огороженный сад, где они могут спокойно отдохнуть, поскольку там их защищает от ветра деревянный забор. В щелях между досками этого забора я вижу несколько пар глаз разглядывающих меня малышей. Я, улыбнувшись, жестом приглашаю их помочь мне поухаживать за собаками. Через несколько минут дети отправляются во все уголки деревни, чтобы разыскать то, что мне нужно: сено и воду для четвероногих спутников, различные болты и гайки, необходимые для ремонта тормоза, кусочек кожи, с помощью которого можно было бы залатать разорванную перчатку, и так далее.
Затем начинаются хождения туда-сюда. Те, кто не присутствовал при моем прибытии в деревню, приходят на меня поглазеть, фотографируются рядом с моими собаками и осматривают сани, становясь на их полозья и играя с тормозом, который они помогают мне отремонтировать. Какая-то женщина приносит нам блюдо из мяса с овощами, еще одна — хлеб, третья — пироги. Нас тут принимают, как царей.
После того как мои собаки размещены в уютном месте и накормлены, их лапы смазаны мазью, а мышцы расслаблены после массажа, я отправляюсь послоняться по деревне, прихватив с собой фотоаппарат и радуясь тому, что смогу запечатлеть с его помощью все то разнообразие цветов, которым радуют мои глаза наряды жителей деревни. Зрелище это становится еще более сказочным, когда солнце начинает заходить за горизонт, поскольку все эти яркие и переливающиеся цвета становятся еще более насыщенными и переливаются еще сильнее.
Если конец дня и начало вечера оказываются замечательными (я надолго запомню праздник в этой маленькой деревне с деревянными домами), то такого не скажешь о начале ночи, потому что приходится столкнуться с несколькими компаниями вдрызг пьяных монголов, которые мешают спать и мне, и моим собакам.
* * *
Рано утром, когда я покидаю эту тихую и сонную деревню, еще полностью не рассвело. Мороз щиплет кожу на лице, дует слабый ветерок. Мы движемся по дороге, каких в здешней степи сотни. Она проложена автомобилями, и ее, петляющую среди пологих холмов, припорошило снегом. Мивук и Бюрка инстинктивно выбирают эту дорогу и бегут по ней. Я позволяю им самим принимать решения, пока эти решения меня устраивают.
Дорога вскоре разделяется на множество других дорог, которые то удаляются друг от друга, то сливаются воедино, в конце концов трансформируясь в запутанное переплетение троп. В степной местности обычно не бывает утоптанных дорог. Каждый едет там, где хочется, следуя в нужном направлении. Чтобы добраться от одной деревни до другой, шоферы выбирают самый короткий маршрут, слегка отклоняясь от существующей тропы, если та раскисла от дождя и нет смысла пытаться попадать колесами в колею, проложенную предыдущим автомобилем. На полосе шириной в несколько сотен метров тянутся многочисленные параллельные тропы, иногда сливающиеся друг с другом, и все они ведут в ближайшую деревню, расположенную в двух сотнях километров отсюда.
