Квест и Юник, находящиеся позади Бюрки и Мивука, представляют собой весьма слаженный дуэт. Чтобы в этом убедиться, я на несколько километров пути ставлю Квест в упряжке рядом с Мивуком, но Квест этому отнюдь не так рада, как была рада, оказавшись рядом с Мивуком, Бюрка. Поэтому я расставляю всех собак по «своим» местам. Квест меня забавляет, поскольку она, вроде бы не проявляя больше желания бежать в голове упряжки, продолжает вести себя так, как будто она головная собака. Как только я отдаю приказ — а особенно если он плохо понят или попросту не выполнен в ближайшую секунду, — Квест делает поворот в указанном мной направлении и в своем порыве увлекает за собой Юника, тем самым принуждая головную пару сделать такой же поворот.
Квест, значит, остается исключительно бдительной и работоспособной. Она будет отличной запасной головной собакой, приберегаемой на тот случай, если одна из двух моих головных собак вдруг окажется в «медпункте». А пока что она бежит рядом с Юником и принюхивается к различным запахам, которых в лесу полным-полно. Этого она была лишена в степи, где до нее доносились лишь еле заметные и быстро выветривающиеся запахи недоступных газелей.
Долина, в которой мы сейчас находимся, изобилует дичью. Я вижу это по многочисленным следам кабанов, оленей, косуль и лосей, а также охотящихся на них рысей и волков. К этим большим животным добавляются разнообразные птицы: тетерева, глухари, куропатки и рябчики. Наряду с многочисленными зайцами, которых мы вспугиваем и которые бросаются от нас наутек, пернатые возбуждают собак, с шумом взмывая в воздух при приближении к упряжке.
Эта долина просто великолепна. Дорога сильно петляет, то следуя направлению русла реки, то убегая в сторону по горному склону. Мы, двигаясь по ней, то мчимся по гребню горы, то преодолеваем перевалы, то пересекаем лес, состоящий из сосен и берез. Мы взираем сверху вниз на долины, в центре которых голый лед рек блестит на ярком февральском солнце, которое с каждым днем поднимается все выше и выше. Я таращу глаза, впиваясь взглядом в укромные места на горе и в лесу в надежде увидеть каких-нибудь животных. Я замечаю множество косуль, нескольких оленей и оленух и даже одного крупного кабана, вес которого, должно быть, достигает двухсот килограммов. Кабан этот взбирался вверх по склону горы, по которому мы двигались, торопясь углубиться в ближайший лес. Чуть позже — но уже на довольно большом расстоянии, не позволяющем рассмотреть хорошенько, — я замечаю двух волков (возможно, волка и волчицу), силуэты которых прорисовываются на гребне высокого холма, мимо которого проходит дорога.
Сегодняшний день — замечательный, пусть даже полозья моих саней подвергаются серьезному испытанию. Кстати, во время последней остановки в деревне я поставил новые полозья.
У меня теперь осталось лишь три запасные пары, и это меня тревожит. Только бы информация, полученная уже несколько раз, подтвердилась и мы обнаружили на своем маршруте после деревни Монтгоморит гораздо больше снега, чем здесь… Маршрут, начинающийся, согласно плану, в этой деревне, пролегает через огромную горную цепь, а там слой снега, в принципе, должен быть гораздо толще, чем здесь. Затем я направлюсь на север, в сторону Сибири, где, как нам уже известно, снегопады были более обильными, чем в Китае и Монголии. Пока что я пытаюсь беречь полозья саней и, маневрируя, объезжать торчащие из земли камни. Однако многие из них, скрытые тонким снежным покровом, я заметить не могу, и они царапают полозья.
Конструкция полоза саней
1 — углепластик или алюминий; 2, 3 — пластик;
4 — полоз саней; 5 — полоз присоединяется к выступу саней с помощью небольшой металлической оси
Через каждые два часа я проверяю подушечки лап своих собак. Лучше предотвратить появление раны, чем ее лечить, поэтому я без каких-либо колебаний надеваю ботинки на лапы тех собак, у которых они наиболее уязвимые, чтобы уберечь их от маленьких ранок и не дать «проснуться» ранам уже зажившим. За лапами Бюрки, Дарка и Камика нужно следить особенно внимательно.
Дорога то поднимается на гору, то спускается с нее, и подъемы, будучи довольно крутыми, требуют больших усилий и от меня, и от собак, а крутые спуски заставляют нас быть особенно осторожными — на них можно запросто и покалечиться, и убиться. Они представляли бы для нас гораздо меньшую опасность, если бы слой снега был более толстым, в результате чего я мог бы контролировать движение саней с помощью тормоза. Однако хронический недостаток снега сводит его полезность на нет, поскольку стальные зубья тормоза лишь упираются в замерзший грунт и не могут ни за что зацепиться. Собаки это хорошо чувствуют, и данное обстоятельство существенно осложняет ситуацию. Дарк и Вольф, находящиеся непосредственно перед санями, боятся, что те могут ударить их на спуске, а потому стараются бежать быстрее, чтобы не угодить под нагруженные сани, ставшие почти неуправляемыми. Я пытаюсь успокоить Дарка и Вольфа и удержать их от стремления бежать как можно быстрее, но собаки отнюдь не впадают в заблуждение и, несмотря на мои попытки казаться спокойным и уверенным в себе, различают в моем голосе гораздо больше беспокойства, чем мне хотелось бы выказывать. Они обладают способностью улавливать самые незначительные изменения в интонации. Им нельзя соврать. Когда возникает подходящая ситуация, я останавливаюсь и отсоединяю хвостовые постромки, чтобы уменьшить силу, с которой собаки могут тянуть сани, однако, не разведав должным образом дорогу, я не смогу на ходу определить, что будут представлять собой рискованные спуски. Я бы дорого заплатил за то, чтобы иметь атлас местных дорог, с помощью которого можно было бы заранее узнать степень крутизны спусков, местонахождение поворотов и общую протяженность спусков. Инстинкт — мой единственный проводник. А еще мне приходится полагаться на то, что я могу рассмотреть с тех высот, на которых оказываюсь. Поэтому я трачу время на то, чтобы то отсоединить, то, наоборот, подсоединить хвостовые постромки. Я часто падаю, натолкнувшись на какой-нибудь большой камень, от столкновения с которым мчащиеся вниз по спуску на большой скорости сани переворачиваются. Иногда попадается уж слишком крутой поворот, в который у меня не получается вписаться. Как ни странно, мне удается ничего не сломать, пусть даже вечером и складывается впечатление, что я провел весь этот день на боксерском ринге.
В сотне километров от деревни Монтгоморит мы покидаем зеленеющую долину, орошаемую рекой Онон, и оказываемся в засушливой зоне, снега в которой нет вообще. Зная об этом, Арно и Пьер, находящиеся в Монтгоморите с целью подготовки следующего этапа путешествия, выезжают мне навстречу и привозят с собой тренировочный карт. Я заменяю на этот карт свои сани, ставшие сейчас бесполезными. Мои десять собак легко — как какую-нибудь соломинку — сдвигают с места этот аппарат на колесах, весящий сто двадцать килограммов, к которым добавляется мой собственный вес (в полной экипировке — девяносто килограммов). Собаки полностью восстановили силы за прошедшую ночь, и теперь мы мчимся по грунтовой дороге со средней скоростью более шестнадцати километров в час. Из-под их лап поднимается облачко пыли, которое ветер иногда гонит на меня. Пыль эта так сильно щиплет глаза, что я снова надеваю горнолыжные очки. К сожалению, у меня нет ничего, чем я мог бы защитить глаза своих собак, но они мужественно бегут вперед. Я обещаю им, что скоро мы окажемся на покрытой снегом местности. И в самом деле, мы замечаем вдалеке белые вершины высоких гор, через которые нам предстоит пробираться в течение двух недель. С другой стороны этих гор нас ждет уже совсем другой климат, на который оказывает влияние близость Сибири. Там даже на небольших высотах относительно уровня моря мы легко найдем заснеженные участки. Во всяком случае, в этом нас уже несколько раз уверяли надежные источники…
