В начале экспедиции собаки относились ко льду очень настороженно. При малейшей возможности они старались покинуть ледяную поверхность реки и выбраться на берег, иногда при этом, бывало, открыто мне не подчинялись. Теперь же они знают, что движение по льду — это самый лучший вариант, если они хотят удовлетворить свою страсть к бегу, поэтому относятся к нему почти спокойно.
Бюрка снова ведет себя удивительно: чтобы удержать собак, бегущих позади нее, от соблазна выбраться на ставший доступным берег, она умышленно старается удалиться от него, если мы вдруг оказываемся рядом. Мивук прекрасно проявляет себя по другому параметру. Он, можно сказать, чемпион в части движения по определенной траектории. Ему следовало бы быть гонщиком «Формулы-1», а не ездовой собакой! Кривые линии, которые он описывает при беге, направления, которые он выбирает, повороты, которые делает на простирающейся перед ним местности, близки к совершенству, причем в такой степени, что складывается впечатление, будто он получает настоящее наслаждение оттого, что движется по таким траекториям, движется с величайшим искусством! Данное качество у собак — весьма редкое. У меня были три очень хорошие головные собаки, которые им, увы, не обладали. Если Мивук научится правильно понимать команды, указывающие направление, и найдет в себе мужество принимать самостоятельные решения, его, я думаю, ждет большое будущее. Он и Бюрка станут выдающейся парой головных собак.
* * *
Река Орхон питается многочисленными ручьями и родниками, которые струятся по сжимающим ее с двух сторон крутым склонам, причем их вода течет непрерывно и превращается на реке в лед, толщина которого в течение зимы возрастает. Именно она, эта дымящаяся вода, покрывающая большие пространства льда, заставила Алена и Фабьена остановиться. Они даже и представить не могли, что под тонким слоем воды может находиться очень прочный лед. Однако такие участки — абсолютно надежные. Лед на них становится все прочнее и толще оттого, что текущая вода частично замерзает и укрепляет находящийся под ней лед. Это, кстати, как раз тот способ, с помощью которого народы Севера укрепляют ледяные мосты в начале зимы. Как только лед на реке становится настолько прочным, что выдерживает вес одного человека (его толщина при этом составляет не менее восьми сантиметров), они с помощью двух валиков из снега создают ловушку для воды, которую льют на лед в пределах вот такого коридора. По мере того как вода замерзает, они добавляют новую. Увеличение толщины льда составляет за час где-то от двух до пяти сантиметров.
За несколько дней ледяная дорога может достичь толщины одного метра и будет абсолютно надежно выдерживать вес десятитонного грузовика.
Ничего не зная о принципе образования этого льда, Фабьен и Ален проложили очень плохую тропу, выбирая покрытые снегом участки: вода, защищенная изолирующим «покрывалом» из снега, не замерзает, а потому таких участков как раз и нужно избегать. Фабьен и Ален застревали в глубокой массе снежной каши, шарахаясь от покрытого водой льда, как от какой-то заразы, хотя им, наоборот, следовало двигаться именно здесь!
Я внутренне негодую, когда вижу, что проложенная ими тропа сворачивает со льда реки на берег, покрытый толстым слоем льда и довольно густой растительностью. Поэтому я меняю маршрут и еду практически по тем участкам, которых мои друзья всячески старались избегать. Единственное, чем я при этом рискую, — это замочить ноги.
Прокладывать тропу на замерзшей реке, лед на которой не отличается однородностью, — нелегкое искусство, требующее большого опыта. Такой опыт лично я приобрел в результате того, что проехал на собачьей упряжке несколько тысяч километров по сотням ручьев, рек и прочих водоемов всевозможных разновидностей, где столкнулся со всем, что только можно себе представить. К этому опыту может добавляться что-то вроде шестого чувства, которое у человека либо имеется, либо нет. Эдакий «инстинкт льда». Я без преувеличения могу сказать, что за свою жизнь встретил только одного человека, который владел данным искусством достаточно хорошо (и, несомненно, лучше меня). Я имею в виду Рока — моего спутника, с которым мы сняли фильм «Последний зверолов» и который прокладывал тропу во время моего путешествия через Сибирь от озера Байкал до Москвы. Рок обладает большим опытом во всем, что касается пребывания на не освоенных человеком пространствах, поросших кустарником и деревьями. Он провел много времени в лесах, ставил капканы, охотился, ловил рыбу, совершал длинные путешествия на собачьих упряжках и мотосанях. Он в совершенстве знает и умеет делать все, что нужно знать и уметь человеку, находящемуся на таких пространствах. В частности, он разбирается в качестве льда и обладает невероятным чувством безопасной тропы, которое позволяет ему всегда верно выбирать хороший участок и принимать правильные решения относительно того, в каком направлении ехать. Однако, как и многие другие люди Севера, с которыми я встречался во время своих путешествий, Рок иногда становится рассеянным, погружается в какой-то свой мир, отрешается от реалий съемок фильма или проведения экспедиции, требующих соблюдения определенных правил. Если идеальная собака как таковая существует, то идеального спутника не бывает.
Совершив за свою жизнь более двадцати экспедиций, проведя по нескольку месяцев в разных местах в северных странах, пообщавшись с охотниками-звероловами, индейцами и кочевниками, я приобрел огромный опыт, делающий из меня специалиста, способного обучить индейца в Канаде или на Аляске приемам, которые я перенял у эвенков в Сибири или у лапландцев.
Вполне очевидно, что мои спутники не обладают таким опытом и, соответственно, в их знаниях имеются существенные пробелы, поэтому они и совершают ошибки — например такие, какую сегодня сделали Фабьен и Ален. А как могло бы быть по-другому? Ален провел много лет на Крайнем Севере, в Сибири, в Юконе, в Квебеке, но практически никогда не путешествовал по льду рек и не научился его анализировать, тем более что он чаще всего двигался по уже существующим тропам, проложенным кем-то другим. Что касается Фабьена, то, хотя он учится быстро и хорошо, это все-таки его первое путешествие на Север. Он обогатил свой опыт обращения с животными, тренируя моих собак сначала в Веркоре, а затем в Сибири, но лишь открывает для себя этот мир, как я открывал его для себя тридцать лет назад, обучаясь азам жизни посреди неведомой мне дикой природы и совершая при этом ошибку за ошибкой. Некоторые ошибки стоили очень дорого, но они позволили мне освоить азбуку Севера, которую я знаю уже довольно хорошо. Я высоко ценил и даже обожал этот длинный период обучения, во время которого шаг за шагом развивался. Мне гораздо меньше нравится период, в ходе которого приходится сталкиваться с неопытностью других людей, когда я путешествую в компании с кем-то еще. Будучи довольно нетерпимым и нетерпеливым, я не обладаю даром учителя, которому доставляет удовольствие передавать знания. Зато мне очень нравится обучать своих детей и даже чужих отпрысков. Я в душе скорее учитель младших классов, чем старших.
Когда я снова встречаюсь с кем-то из своей бригады — будь то Пьер, Арно, Фабьен или Ален, — мне приходится делать над собой усилие, чтобы не фокусироваться на их ошибках, а говорить большей частью о чем-то более важном. Друзьям не нравится мое отношение к тому, каким образом они действуют, поскольку я зачастую требую от них совершенства и чрезмерно их критикую. Я — своего рода всевидящее око, которое смотрит на них с осуждением, пусть даже я и пытаюсь этого не показывать, и мои друзья это хорошо чувствуют. Они иногда жалуются по этому поводу, но я не могу допустить того, что может повредить успешному проведению нашей экспедиции или подвергнуть кого-то опасности. И вот я — с характерной для меня нехваткой дипломатичности — раздаю советы, высказываю свое мнение и критикую. Друзья внимают моим словам и в конце концов соглашаются с правильностью моих советов и справедливостью моей критики, которую я распределяю почти в равных долях!
