Мы врываемся в маленькое село Таежное, насчитывающее не больше двух десятков деревянных домов. В этом селе в мое распоряжение предоставляют небольшую отдельно стоящую избу. Все дети села приходят на меня поглазеть и помочь поухаживать за собаками. В этот же день Ком, мой десятилетний сын, вылетает из Франции вместе с Дамьеном, кинооператором и специалистом по киносъемке, осуществляемой с беспилотного летательного аппарата. Мы встретимся через три дня по другую сторону гор, в Бабушкине. Стоит только об этом подумать — и слезы счастья подступают к моим глазам, затуманивая взор.
* * *
Тропа, которую проложили два охотника из Бабушкина на своих мотосанях «Буран», не просто идеальная. Она божественная. Это тропа, о которой ни один погонщик собачьей упряжки не осмеливается даже мечтать. Она пересекает обширный гористый район, почти не освоенный, куда никто не осмеливается наведываться зимой. В этом районе весьма разнообразный рельеф. Обширная местность покрыта великолепными лесами, состоящими из осин, хвойных деревьев, гигантских сосен и немногочисленных березок, белая кора которых блестит на солнце. В этом хорошо сохранившемся биотопе имеется многочисленная и разнообразная фауна, и мои собаки с восторгом принюхиваются к запахам диких животных, недавно пересекавших тропу, по которой мы движемся.
И тут вдруг я замечаю вдалеке, в углублении длинного спуска, двух лосей — самку и ее годовалого малыша, который, наверное, весит уже больше ста килограммов. Они стоят прямо посреди тропы, по которой, должно быть, шли, объедая почки на растущих вдоль нее кустах. По обе стороны от тропы снег лежит очень толстым слоем. Если эти тяжелые животные бросятся в такой снег, то в буквальном смысле слова увязнут в нем. Поэтому лоси, осознавая свою слабую сторону, предпочитают использовать и поддерживать в нормальном состоянии собственные тропы или же тропы, проложенные людьми, например лесорубами или охотниками.
Собаки мчатся во весь опор, и мы стремительно приближается к лосихе и ее детенышу. Лосиха, наверное, весит килограммов четыреста и выглядит очень внушительно, когда выпрямляется, чтобы получше нас рассмотреть.
Неожиданная встреча с дикими животными всегда вызывает приятные эмоции, но сейчас радость очень быстро трансформируется в тревогу. Почему лосиха не пустилась наутек после того, как увидела нас?
Я знаю ответ. Она принимает нас за стаю волков, которые вышли на охоту, и понимает, что единственный шанс спастись от нависшей над ними опасности заключается в том, чтобы встретить ее лицом к лицу и ни в коем случае не обращаться в бегство. Она бы быстро устала, передвигаясь в глубоком снегу, оказалась бы пленницей этого снежного моря и утратила бы возможность использовать свое самое эффективное оружие — ноги с остроконечными копытами, которыми может с высокой точностью ударить волка по голове и раскроить даже самый крепкий череп.
Я знаю, каким грозным является это оружие. Очень многие погонщики упряжек теряли своих собак — иногда много собак — в ходе подобных встреч. Одному из них даже пришлось вступить в схватку с лосем и уложить его топором после того, как тот прикончил пятерых собак из его упряжки!
— О господи!
Пятьдесят метров…
Тридцать метров…
— Хо-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!
Я кричу собакам, пытаясь заставить их остановиться, и надавливаю всем своим весом на тормоз, но они продолжают мчаться вперед. Они похожи на котов, перед которыми вдруг появилась мышь.
Все происходит очень быстро.
Двадцать метров…
Столкновение кажется мне неизбежным, когда лосиха вдруг делает гигантский прыжок в сторону, стремительно убегает вверх по склону и исчезает в зарослях. Лосенок моментально следует ее примеру. Мои крики, похоже, заставили ее изменить решение. Где-то в примитивном мозгу животного, должно быть, загорелся огонек тревоги, информирующий, что эти волки уж больно какие-то странные.
Мы были очень близко от нее. Бюрке и Мивуку оставалось лишь с десяток метров до «добычи», и теперь я не могу их сдержать. Обе головные собаки сворачивают в сторону и бросаются вверх по склону вдогонку за лосями, увлекая за собой других собак и сани, которые застревают в зарослях кустарника, причем после того, как я падаю с них на бок. Я барахтаюсь в снегу, безмерно радуясь тому, что удалось так легко отделаться и что все мои десять собак остались живы. Все могло закончиться гораздо хуже. Собаки же воют во всю глотку, выражая свое разочарование по поводу того, что не смогли догнать лосей.
У меня уходит немало времени на то, чтобы привести все в порядок, и мы снова отправляемся в путь. Собаки мчатся по весь опор. Они все еще взволнованы и наверняка надеются, что нечто подобное повторится. Я же надеюсь, что нет…
Поскольку эта дорога зимой не используется, нагруженные снегом ветки кустарников опускаются аж до земли, образуя иногда настоящие заграждения, и те два охотника из Бабушкина преодолевали их на своих мотосанях, срубая отдельные большие ветки. Однако их осталось еще много, и мне часто приходится увертываться, поскольку при столкновении они вполне могут сбить меня с ног. Собаки стремительно мчатся по такой местности, которая для них, вообще-то, привычна, и преодолевают препятствия с ошеломляющей легкостью. Сто километров чистого счастья, которое хотелось бы продлить, если бы меня на берегах озера Байкал не ждала замечательнейшая встреча — встреча с сыном. Встреча, которую я ждал очень и очень долго.
Мы движемся от одного перевала к другому по бассейну самого большого озера в мире. Возраст этого озера — тридцать миллионов лет. Я неожиданно замечаю его вдалеке благодаря небольшому просвету между деревьями, представляющему собой покрытую лишайником поляну в лесу. Огромная водяная гладь бело-голубого цвета, которая окружена горами и в которой отражается солнце.
— Собачки! Мои собачки! Йау-у-у-у-у-у-у-у-у! Мы добрались до него! Мы добрались до него, мои собачки!
Чувствуют ли они мою радость и мое волнение? Я могу без тени сомнения заявить, что чувствуют!
32
Само собой разумеется, я прибываю в следующий промежуточный пункт своего путешествия намного раньше запланированного времени. Задолго до того, как на железнодорожной станции сообщают о прибытии поезда, я уже стою на маленьком перроне в городе Бабушкине, чтобы встретить своего сына. Полчаса ожиданий кажутся мне вечностью. Я волнуюсь, и эмоции буквально переполняют меня, когда я слышу гудок приближающегося поезда…
Еще толком не проснувшийся Ком падает в мои объятия, и мы в течение нескольких долгих секунд стоим, не в силах ничего сказать. Да и зачем что-то говорить?
Когда первые моменты столь долгожданной встречи проходят и я вытираю набежавшие на глаза слезы. Ком первым делом спрашивает про собак:
— Где они?
Мы незамедлительно идем к ним. На берегу ручья нас ждет маленькая двухместная палатка, оборудованная дровяной печкой из тонкого листового железа. Там же, на берегу ручья, в рощице, расположенной неподалеку от деревни, я оставил собак. Мы проводим вдвоем с сыном незабываемый вечер, о котором будем вспоминать еще долго. Ком крутится возле собак, ухаживая за ними под моим руководством. Улегшись спать, он вдруг встает в одиннадцать часов и отправляется, несмотря на усилившийся мороз, к собакам, потому что «забыл пожелать им спокойной ночи»! Он должным образом делает это при свете фонаря, не забывая никого, но уделяя все-таки немножечко больше внимания и ласк Мивуку.
