33
Этот участок пути вызывает у меня тревогу.
Шестьдесят километров по прямой от одного берега к другому, однако километров этих будет по меньшей мере восемьдесят, если учесть крюки, которые мы будем вынуждены делать, чтобы обогнуть трещины и торосы.
Не далее как вчера два автомобиля УАЗ проехали по льду, и все обошлось благополучно.
Погода — великолепная, ветер утих еще на рассвете, и денек обещает быть спокойным.
— Бюрка, Мивук! Это наш последний большой этап. Как только мы окажемся на той стороне, можно будет считать, что мы победили.
Ком осматривает всех собак, а особенно тщательно — свою. Когда родился Мивук, я сказал, что этот щенок будет принадлежать ему, и Ком гордится тем, что у него есть собственная ездовая собака. По правде говоря, есть чем гордиться.
Некоторые из монахов и послушников присутствуют при нашем отъезде, однако большинство из них отправляются из церкви в свои убогие кельи, не обращая ни малейшего внимания на то, что здесь происходит. Им, по-видимому, не разрешают интересоваться мирскими делами. Они идут медленно и, судя по еле заметному шевелению губ, шепчут молитвы, которые произносили уже тысячи раз. Прошлой ночью мы с Комом спали в комнате с одним из послушников, которому «возбраняется» с нами разговаривать и который вставал каждые два часа, чтобы помолиться. Он и восемь других послушников должны через несколько недель дать обет послушания, целомудрия и бедности. Согласно церковным требованиям, досужие разговоры и все прочие «забавы» мешают сосредоточить внимание на мыслях о Боге. Монахам надлежит кушать необильную и простую пищу, спать поменьше, неустанно молиться и предаваться духовному созерцанию. И ничем другим не заниматься… В четыре часа утра монах, держащий в руке колокольчик, прошел по коридорам и возвестил с его помощью об обедне с певчими, на которой должен присутствовать весь монастырь и которая длится больше двух часов. Когда я спросил Кома, привлекает ли его монастырская жизнь и хочет ли он, чтобы я оставил его здесь, он молча посмотрел на меня взглядом, из которого стало понятно, что его гораздо больше привлекает жизнь погонщика собачьей упряжки, чем жизнь в монастыре.
Я признаю, что в выборе этих людей есть что-то поразительное. Нужно быть глубоко верующим, чтобы согласиться на лишения и отказаться от мирской жизни, полной удовольствий. Уважение к таким людям всегда смешивается с возникающими многочисленными вопросами. Вопросами, которые мои дети задали нашему дальнему родственнику, ушедшему в монастырь Сен-Бенуа-сюр-Луар, к которому мы однажды приехали в гости. Я не могу не вспомнить о безмятежности, которая чувствовалась в этом монахе, отошедшем от мирских дел и живущем скудно, но насыщающем себя духовной пищей.
Чтобы покинуть монастырь, нужно проехать под аркой и сделать длинный поворот на дороге, засыпанной крупной галькой и совсем не покрытой снегом. Дорога эта ведет к Байкалу, находящемуся на расстоянии двух сотен метров. Я договорился с Комом, что встречусь с ним на озере, поскольку участок пути до озера — довольно опасный.
И в самом деле, мои собаки пытаются вписаться в поворот на высокой скорости, и сани очень сильно заносит в сторону, пока один из полозов не ударяется о большой камень. Я падаю с саней на землю, но продолжаю держаться за них, потому что, если я их отпущу, одному Богу будет известно, во что они еще могут ударить — может, в моих собак… Собаки, продолжая бежать, тащат вниз по склону сани и меня, лежащего на земле. Несколько камней, выступающих из земли, пересчитывают мне ребра. Я кричу собакам, пытаясь заставить их замедлить бег, но они, увлекаемые порывом и крутизной спуска, не могут остановиться.
Как я умудрился не пораниться?
Это для меня тайна. Арно, который присутствовал при этом падении и последовавшими за ним событиями, тоже недоумевает.
У погонщиков собачьих упряжек, наверное, имеется какой-то свой бог, который их оберегает.
Никогда — ни в одной из моих экспедиций — со мной не случалось так много серьезных падений, и, откровенно говоря, я не знаю, как до сих пор умудрился ничего не сломать. Я, безусловно, человек довольно ловкий, даже очень ловкий, и это компенсирует мою недостаточную физическую силу. У меня также выработались очень ценные рефлексы, которые базируются на большом опыте и позволяют очень быстро совершать действия, позволяющие спасти себя и собак, в частности, моментально принимать положение тела, позволяющее избежать телесных повреждений, однако это не дает исчерпывающего объяснения…
Мне везло. Очень сильно везло. В этом у меня нет никаких сомнений, ибо я несколько раз находился буквально на волоске от серьезных неприятностей.
Остается еще три дня. Тихий внутренний голос говорит мне: «Николя, не шути со своим везением. Во всяком случае, когда дело касается Кома».
Озеро Байкал, покрытое льдом, сегодня представляет собой великолепное зрелище, которое усиливается ярким солнцем, заставляющим лед сверкать и переливаться. Собаки храбро бросились на эту скользкую поверхность, которую они ненавидят. Ком находится рядом со мной, поэтому я стараюсь быть предельно сосредоточенным и не отрываю глаз ото льда, на котором каждая трещина и каждое изменение цвета или структуры дают информацию, которую я анализирую, чтобы выбрать правильный маршрут.
Бюрка и Мивук, занимая положение во главе упряжки, четко выполняют мои приказы. С такой великолепной упряжкой на этом голубоватом льду возникает ощущение, что я играю произведение Моцарта на первоклассной скрипке.
Если лед гораздо меньше, чем снег, подходит для езды на собачьей упряжке, то он хотя бы очень приятен для глаз, а особенно здесь. Вода этого озера славится своей чистотой, и это ледяное зеркало, прозрачное, как кристалл, и покрытое многочисленными трещинами, поверхности которых отражают свет, как призмы, является одой красоте мира. К красоте ледяного покрова Байкала добавляется красота гор, которые окружают это самое глубокое в мире озеро (более тысячи шестисот метров). Замерзший Байкал похож на огромный бриллиант в оправе из гор коричневого, охрового и серого цвета, к которому добавляется зеленый цвет лесов на горах.
— Как красиво!
Ком ошеломлен. Он очень чувствителен к красоте пейзажа и игре света (что довольно необычно для ребенка его возраста). Мне хотелось бы любоваться этой красотой так же непринужденно, как это делает он, без груза, который сейчас давит на мои плечи, а именно без переживаний по поводу того, что лед под санями в любой момент может просесть.
УАЗ едет далеко впереди нас — на расстоянии нескольких километров. Водителю приходится очень тщательно выбирать маршрут, а особенно когда приходится принимать решение преодолеть на большой скорости трещину, в которой плещется вода. Когда автомобиль переезжает через такую трещину и надавливает на края льда, из нее выплескиваются фонтаны воды. Прямо-таки гейзер! Я, конечно же, не проезжаю по подобным местам, потому что собаки отказываются перепрыгивать через открытую воду. Они являются своего рода пленниками упряжки, и она может неожиданно сдержать их прыжок, когда они будут уже в воздухе! Я предпочитаю проезжать по свежему льду (толщины в несколько сантиметров вполне хватит), а не заставлять собак переживать стресс, который вызывает у них открытая вода.
