Девушка даже не успела проморгаться – дверь в её спальню открыли.
Лавина эмоций едва не сокрушила Олесю. Всё же хорошо, что она держалась за подоконник. Вот тебе и двадцать первый век. Эмансипация женщин и прочее. К ней подобное явно не относилось. Олеся сама себе напоминала испуганного зайчонка, что попал в чужой лес. По всему телу, от кончиков пальцев на ногах до кожи на голове, прошлось предвкушение.
Свет от уличных фонарей и от неполной луны осветил фигуру Марка.
Теперь она знала её куда лучше. И не перепутает ни с чьей-либо.
Мужчина вошёл в комнату, не спеша прикрыв за собой дверь. А дальше, плотно захлопнув до конца.
Более того – он повернул замок, словно намекая на то, что в гостинице они никогда не запирались. Это её оплошность, Олеся признавала.
И всё же…
Он пришёл.
К ней.
Она не знала, что говорить. Как вести себя дальше.
В голове туман.
Сладкий…
Он становился гуще, ярче, вкуснее по мере того, как Марк приближался.
Он подходил, надвигался, и у Олеси тяжелел низ живота. Марк даже к ней не прикоснулся, не приблизился достаточно близко, чтобы окунуть её в свою энергетику, а её тело откликнулось. Она чувствовала, как увлажняется, как её влага пропитывает шелковые шортики, и интуитивно сжала бедра.
Марк остановился в опасной близости от неё.
Навис…
Ей нравилось, что он высокий. Создалось некое противоречие в восприятии высоких мужчин. Из-за Никиты у неё выработалась защитная реакция на мужчин, что значительно превышали её в росте. Олесе обычно сразу же хотелось встать на цыпочки, надеть туфли на высоких каблуках, как-то уравнять разницу.
Здесь же…
Всё… иначе.
Сила и энергетика, исходящие от Марка, не давили. Олеся слегка приподняла подбородок, хотя сомневалась, что он увидит её жест. Она тянулась к нему.
Марк молчал. Стоял и смотрел. Возможно, прислушивался.
К стуку её сердца. К дыханию. У Олеси снова пронеслась в голове мысль, что надо что-то сказать. Она весь вечер собиралась и настырно молчала.
Наконец, Марк сделал ещё один шаг.
Последний.
Теперь расстояние между их телами минимизировалось. Вдохни Олеся поглубже, и её ничем не защищенная грудь коснется грудной клетки Марка. Соски давно напряглись, превратившись в два жаждущих ласки камушка. Они ныли, требовали. Чувствовалось покалывание. Даже качественный шелк раздражал, вызывая потребность избавиться от него.
Обнажиться.
Марк слегка подался вперед, поднял руку и сжал шею Олеси со спины.
– Тебе вот так нравится, да? В темноте? – не сказал, прорычал он.
Олеся облизнула пересохшие губы и выдохнула:
– Не знаю.
– Что же так неуверенно, красивая девочка Олеся?
Он передразнил Марту.
Значит, по-прежнему злится.
Его злость не пугала. Хотя нет, пугала. Но не до колик в животе, не до судорог. Не до желания оттолкнуть и бежать на другой конец дома, а то и дальше.
Она… притягивала.
Как бушующее море, наступающее на песок и уносящее с собой то, что беспечные отдыхающие позабыли по неосторожности.
На этот раз Олесе не показалось – Марк ласкал её пальцем. Продолжал удерживать за шею, лишая возможности ускользнуть, а сам трогал, притирался. Олеся, отпустив себя, свои эмоции, переживания, потянулась к нему. Подняла руку и положила на мужскую грудь. Туда, где билось сердце.
Учащенно.
Значит, он неспокоен.
Значит… тоже волнуется?
Ей бы хотелось.
Она распластала пальцы и двинулась выше – тоже к шее. К тому месту, где бился его пульс.
Марк предупреждающе рыкнул, и Олеся сразу же замерла.
– Не нравится?
Она даже толком не знала, о чем спрашивала. У неё родилась потребность трогать его. Хотя бы вот так, через одежду.
– Мне много что не нравится, – не меняя тона, бросил мужчина.
– То, что я тут, в доме Марты – тоже, да?
Вопрос сорвался с языка самопроизвольно. Он весь вечер терзал её. Мысли уехать не было, Марта пригласила, и она не могла её подвести. Неправильно это будет.
Марк ничего не ответил, сжал шею чуть сильнее, заставив Олесю охнуть.
И хватка мгновенно ослабла.
Марк притянул её к себе. Сейчас поцелует? У Олеси внутренности стянуло в тугой узел, внизу живота разрастался настоящий пожар. От нетерпения она едва сдерживалась, чтобы не переступить с ноги на ногу. То, что она находилась рядом с Марком, уже было сладко.
– Кто?
Дыхание обожгло щеку Олеси. Губы Марка находились близко… очень близко… Она видела их. Видела лицо мужчины, эти высокие скулы, широкий лоб, квадратный тяжеловатый подбородок.
Только глаза оставались в тени, как она ни всматривалась.
– Что «кто»? – шепотом уточнила Олеся, добираясь, наконец, до голой кожи ключиц.
– Скажешь, что случайно ударилась ночью о дверной косяк?
От вопроса неприятные мурашки побежали по коже.
Олеся шумно сглотнула.
– Конечно.
– Так, значит, – ему не понравился её ответ.
А что она могла сказать?
Что пасынок её избил? Несколько раз приложил по лицу, а потом ещё и ударил головой о стену? Хорошо, что хотя бы не изнасиловал.
Мог ведь… В те минуты она думала, что так и будет. Если бы не начала отбиваться.
– Марк, – протянула она, не в силах больше стоять и ждать. Её потряхивало от нетерпения. От его близости. В ушах шумело, и мир сузился до одного-единственного человека.
– Что, Олеся? – снова рыкнул он. – Что?
Ответа ему не требовалось.
Не стесняясь в выражениях, грязно выругавшись, Марк разжал руку и немного отстранился назад, увеличивая расстояние между их телами. Вся сущность Леси воспротивилась такому повороту событий, потянулась за ним, не желая признавать поражение.
Как оказалось, этого и не требовалось.
Марк действовал быстро. Без лишней щепетильности. Не щадя Олесю.
Рывок – и девушка повернута к нему спиной.
Сразу же мужская рука следом опускается ей на поясницу, заставляя прогнуться.
Олеся лишь успела охнуть и ухватиться руками за подоконник, облокачиваясь на него локтями. Её ягодицы самым бесстыдным образом уперлись в пах Марка.
Возбужден.
Эта мысль стрельнула в голове, опоясала поясницу.
