А потом мы и ушли под землю.
Не все.
А только те, кто был достоин. Всегда же кто-то достоин больше других, не так ли?
Я медленно обвел взглядом окружавший меня город. Справа и слева в проулках клубилось черное марево. Туман, влага, пыль, слизь, дым, что это? Тускло мерцали вывески на соседней улице, дрожали огоньки в окнах, – несмотря ни на что, люди продолжали жить. Надеялись ли они на что-то? Вряд ли. Я слышал, что уже несколько лет как прекратились церковные службы. Город впал в спячку, оцепенение, медленное ожидание гибели. Что ж, ничего другого им и не оставалось.
Но я знал, что это оцепенение обманчиво. Я знал, что в тот момент, когда настанет агония, когда между землей и твердью останется не более пары футов, все они, все те, кто сейчас делает вид, что всё в порядке, будут скрестись в наши люки, просить и умолять, чтобы их впустили, грозить карами небесными – ха-ха! – и проклинать, проклинать, проклинать.
* * *
– Зачем ты пришел? – тихо спросила она.
Я смотрел в сторону и задавал себе тот же самый вопрос. В зале театра было темно и пахло мокрым деревом. Мы сидели на соседних рядах, развалившись слишком небрежно, затаив дыхание слишком напряженно.
– Да так, есть дело в вашем городе, – наконец, нехотя выдавил из себя я.
– Я имела в виду, зачем ты пришел ко мне?
– Мне кажется, что родственные узы предполагают это, – пожал я плечами.
– Родственные узы предполагают не предавать друг друга, а не эти мелочи, – покачала она головой.
– О, ты опять начинаешь! – я всплеснул руками. – Ты же знаешь, что я всего лишь подчинился правилу. Мы все приняли его. Из всей семьи – только половина. Из близнецов – только один.
Она кивнула, не глядя на меня.
– Ну да, верно. Ты инженер, я актриса. Кто будет более ценен в новом мире?
– Я слышал, что в России наоборот, – сказал я, стараясь смягчить разговор и увести его в сторону. – Что там выбирают самых ценных и отправляют вместе с семьями.
– Возможно, в этом есть определенная логика, – кивнула она. – Хотя не мне об этом судить. Это ведь ты там, а не я. Как оно? Получилось ли создать семью из избранных?
– Нам не до того, – уклончиво ответил я.
– Рабочие муравьишки. Милые, славные рабочие муравьишки. Топ-топ-топ.
Я кисло усмехнулся.
– Когда-то, – господи, кажется, что прошла целая вечность! – я читала в учебнике, что некоторые виды муравьев закупоривают ходы в муравейники своими головами. У них в процессе эволюции появились такие наросты на лбах, – она показала рукой. – Как крышки люков. Скажи, Марк, а у вас они тоже вырастут?
– Ты слышала новости? – перевел я разговор.
– О чем именно? Если о том, что вчера в главном городе раздавило двухсотый этаж «Икарико», то мы не только слышали это, но даже и видели.
– Нет, я про новости из Японии.
– Марк, вы так любезно поделились с нами динамомашинами, – подозреваю, что теми, которые были вам уже не нужны, но все равно спасибо, – но забыли дать нам радио и телеустановки. Те, что в главном городе, уже разрушены. А мы, когда переселялись сюда, как-то не ожидали, что собственные родственнички пожопятся нам на автономии.
– Миранда, ты стала выражаться.
– Любезный братец, я даже курить стала. Однако отмечу, что это я тебя старше, и поэтому твои нравоучения могу пропустить мимо ушей.
– На восемь минут, – уточнил я. – Но так вы ничего не знаете про Японию?
– Мне кажется, что я уже дала это понять, – пожала она плечами. – Что там? Массовое харакири?
– Да нет. Наверное, нет, – неуверенно сказал я. – Просто они решили не закапываться в землю, а построить город-убежище под водой.
– А, это-то я помню, – кивнула она. – Сомнительная затея, как мне кажется.
– Ну, их ученые придерживались иного мнения, – покачал головой я. – И, судя по радиопередачам, японцы были весьма довольны тем, как у них все проходит. Они даже успели переселить на дно практически весь Токио.
– Практически весь?
– Неэтнических японцев они репатриировали.
– Все равно, какие няшечки, – улыбнулась она. – Смотри, не делили на достойных-недостойных.
– Но связь с ними пропала неделю назад. Со всеми подводными городами – разом.
– А на поверхности есть кто-то еще?
– На поверхности осталось несколько временных городков, для тех, кто вел работы на берегу. Их должны были переселить в последнюю очередь. Но они сами не знают, что произошло. Радиосигнал не проходит, никаких следов жизни под водой нет.
– Закуклились и прикинулись ветошью, – пожала она плечами. – Примерно как вы, когда начали переселяться. Не возражаешь, если я закурю?
Я махнул рукой.
Она затянулась сигаретой. Поплыл легкий пряный аромат.
– Тут нет табака, – пояснила она. – Весь использовали лет пять назад. И трав нет, все вытоптали. Старые обои. Эти – с золотым тиснением. Успокаивает, знаешь ли.
Сигаретный дым тяжелел от сырости и висел клубами, лениво покачиваясь.
– Вы уверены, что ваши перекрытия выдержат? – спросила она, наблюдая за ним.
– Наши перекрытия – это земная кора, – усмехнулся я. – Конечно, она выдержит.
– Но горы тоже в некотором смысле слова земная кора, – покачала она головой. – И, тем не менее, все видели по телевизору, как рушился Эверест.
– Это другое, – отмахнулся я.
– И вы создаете дополнительные полости в недрах – разве не может так случиться, что вас просто… сожмет?
– Это исключено, – я пожал плечами. – Совершенно исключено. Это первое, что мы обсуждали. Ходы и перекрытия расположены таким образом, что векторы давления будут направлены… – я махнул рукой. – Какая, впрочем, разница.
Она пожала плечами – точь-в-точь как я.
– Мы называем вас Содом и Гоморра, – зачем-то сказал я.
– Вы опоздали, – покачала головой она. – Мы были ими года три назад. Пока еще хотели быть хоть кем-то. Мы плавали в собственном дерьме, признаюсь. Здесь, – она обвела рукой зал, – был самый большой и шикарный бордель. Там, где когда-то ставили Шекспира и Ростана, был бордель.
– А ты?
– А я делала представления для посетителей этого борделя. Шекспир и Ростан, да.
Она стала методично давить еще не докуренную сигарету о подлокотник кресла.
– Марк… – спросила она. – Сколько нам осталось?
– Ты ничего не знаешь, есть ли в городе какой-то заговор? – я сделал вид, что не расслышал ее вопроса.
– Заговор?
– Или что-то вроде того. Не слышала слова «ботва», «корнеплод»? Применительно к Верхнему и Нижнему?