В его словах много горечи и сожалений. Уверен, дай ему бог возможность прожить жизнь заново, он прожил бы её по-другому.
— Ты откровенен со мной. Благодарю, друид.
— Я долго молчал, странник. Всегда приходит время, когда нужно начинать говорить, — произносит старик и бросает мясо в котёл.
Тем временем, я уже очистил овощи и неидеально накрошил их кусками. Но друид ничего не сказал по поводу моего неумения готовить.
Странно.
— Убивать — это не самое ужасное. Жизнь других для меня стоила меньше, чем грязь под ногтями, странник. Вот это и есть самый ужас моих деяний и мыслей. У меня тоже много ран, побольше твоих будет, но я и жизнь прожил долгую. Поверь, я был безжалостен и жесток. Для меня убить что мужчину, что женщину, что дитя — равно было одинаково и не составляло никакого труда.
Тёмный друид опускает взгляд на трясущиеся вдруг руки и сжимает их в кулаки.
— Не найдётся людей, у которых крови на руках больше, чем у меня. Я не знаю таких, странник. Меня называли самой Смертью, моим именем пугали детей и взрослых. Я стал легендой и самым страшным кошмаром в ночи. Я пережил всех своих врагов и друзей.
— Что же заставило тебя измениться, друид? — спрашиваю старца, уже догадываясь, кто сидит передо мной.
Прав он, память — странная и коварная штука. Я не помню себя, но помню легенду о Чёрном Рыцаре.
Он вдруг смеётся.
— Не поверишь, странник, но я был смертельно ранен. Но не меч меня сразил, не стрела и не яд. Я находился подле ручья, смывал с рук свежую кровь убитого мною врага и когда поднимался, то поскользнулся на камнях и неудачно упал. Я сломал спину, странник. Это было самое худшее завершение моей жизни. Позорное и глупое. Умереть не в бою, а по собственной неосторожности.
— Как же ты выжил?
— Я бы и умер, но меня нашла и спасла женщина. Она была светлым друидом. Она тоже жила уже долго на этом свете. Выходила меня и использовала свой дар целителя. Она жила именно в этом доме странник.
Я напрягаюсь и гляжу на старца в изумлении и ужасе.
— Ты убил её? — шепчу с презрением к нему.
Друид улыбается и качает головой.
— Нет. Её жизнь пришла к концу в своё время, а до этого она стала моим мастером, моим проводником нового пути. Я ведь был рождён друидом, странник. Но выбрал не ту дорогу. И сколько бы я зла не делал, Инмарий всё равно вернул меня на истинный путь.
— Не думай, что все мои грехи прощены. Нет. Меня преследуют тени убиенных от моей руки, странник. Я вижу их лица во сне, их взгляды, полные упрёка и их голоса — тоскливые и слезливые. Я помню каждого, кого убил и попросил у каждого прощения за сотворённое зло, но этого мало. Я заслужил, чтобы маяться, и испытывать муки совести. У меня нет ни друзей, ни врагов, ни семьи. Я получил по заслугам. И таково моё наказание до самой смерти.
Всё сказано теперь.
Друид глубоко и прерывисто вздыхает и мешает деревянной ложкой похлёбку.
— Ты спас меня, друид. И я благодарен тебе за это.
— Но что ты скажешь на мой рассказа, странник? Я тот, кого ты должен бояться.
— Я не Инмарий, друид, чтобы тебя судить. И сам я не знаю, насколько грешён. Что было, то было, а сейчас я вижу перед собой уставшего человека, которому нужен друг.
— Несомненно нужен…
Глава 16
* * *
Изабель Ретель-Бор
Путешествие в город Расторг становится для меня делом крайне необычным: будучи в прошлом в другом мире, я никогда не уезжала далеко от города. Не было необходимости, ведь столица полна всем необходимым для жизни. Правда, даже путешествуй я, всё происходило бы с удобствами. Но тут даже говорить не о чем и нет смысла сравнивать. Развитая цивилизация и средние века. Э-эх! Как же жизнь иногда тяжела.
Ехать в карете я наотрез отказалась. Только верхом на коне. Тело Изабель знает, как сидеть в седле, хоть женском, хоть мужском. Но мужское удобнее. Ещё бы.
Немного страшно сидеть верхом на коне. Животное подо мной движется, и мне кажется, что вот-вот и я свалюсь вниз, но нет, рефлексы срабатывают правильно: где надо наклониться к шее скакуна, где приподняться чуть в стременах и подобное. Этим остаточным бонусам я рада.
Сама поездка выдаётся не сказать, что тяжёлой, больше утомительной. Хотя, сказать по правде, я ожидала более чего-то страшного. Но нет, большая дорога оказывается лучше, чем дороги в деревнях и едем мы более-менее нормально.
Одним словом, в целом всё идёт не так уж и плохо, если опустить из внимания такие вещи, как не помыться, в туалет ходить надо в кустики (а бумаги, простите-с, нет и приходиться пользоваться разовыми тряпочками, которых я заранее заготовила приличную стопку), плюс долгая езда верхом не вызывает во мне восторга.
На третьи сутки мне кажется, что мои ноги из прямых да ровных, приняли форму колеса, а попа так и вовсе расплющилась в плоскую поверхность. Это я ещё вам не говорю о натёртых местах…
Но специальная мазь в конце дня спасает! Причём всех. Эх, хорошо, что в этом мире есть магия и целители, которые могут лечить!
Керуш у меня на вес золота.
Мне самой и моим спутникам по дороге никто повредить не смел; моя охрана, вооружённая до зубов одним своим видом отпугивала мелких встречных путников, а крупных разбойников в этих местах не водится — не дождёшься тут жирной добычи. А встречные люди — это лишь скитальцы в поисках лучшей доли.
Осень стоит, хоть холодная и сырая, но Керуш в конце дня обязательно всех поит отваром против простуды, даже если нет никаких признаков. Все по моему приказу пьют. Хуже-то не будет, а болеть нам некогда.
Да и места, по которым мы проезжаем, для меня полны новизны и интереса.
Но чем дальше мы от дома и ближе к Расторгу, тем сильнее мы устаём и желаем оказаться уже в городе и нормально выспаться, поесть, а я ещё и отмыться.
Нам остаётся всего лишь день пути, и мы окажемся в пункте назначения — вымотавшиеся, немного злые, но довольные проделанной дорогой. Ведь без происшествий обошлось, а для этого мира такой расклад дорогого стоит.
В пути я много беседую с Керушем, начальником охраны, которого, кстати, зовут Эрдан Хос, старостами и их жёнами и понимаю, что живут-то тут люди совсем не глупые! Отличие современного человека от средневекового человека лишь в скорости обработки поступающей информации. Мои люди только начинают говорить, а я уже понимаю всю суть, что хотят мне сказать и какую мысль донести. Мне же наоборот, приходится долго и много объяснять и разжёвывать, чтобы меня правильно поняли. И понимают. Проникаются моими идеями, планами и масштабами. Особенно тем, что это всё затевает не мужчина, а женщина.
К концу пути, я вижу и чувствую, что эти люди уже не смотрят на меня с настороженностью и говорят со мной расслабленно, не боясь иной раз и словцо крепкое сказать или шутку какую брякнуть — я не сострою гримасу шокированной леди, наоборот, ещё и поддержу, сказав нечто такое, отчего весь наш отряд будет гоготать до колик в животе.
