— Как же я вам благодарна… Прямо сейчас и напишу. Вы абсолютно правы!
— Пройдёмте в мой кабинет. Как только послушницы всех расселят и накормят, мне сообщат. Я полагаю, вы захотите пообщаться с каждым невольником?
— Да, обязательно нужно со всеми переговорить, — киваю ей.
— Хорошо. Вот пергамент, перо и чернила. Как напишите — позовите меня, я буду снаружи помогать остальным.
— Агнесс, — окликаю её у самых дверей.
Она смотрит на меня спокойно — никакого гнева, сердитости или злости. Немного непонимания во взгляде и любопытства. Но ведь это не так плохо, верно?
— Спасибо.
Она коротко улыбается, кивает и уходит.
А я сажусь за письмо. Закусываю кончик пера и начинаю сочинять вступление.
Эх! Приступим!
* * *
Изабель Ретель-Бор
Рассматриваю пятерых кельранов. Внимательно гляжу на мужчин, отмечая для себя малейшие детали.
Вольные воины, свободные клинки. Верные своему слову и делу, кельраны — выходцы из суровой восточной страны, где даже женщины обучаются воинскому искусству и владеют любым видом оружия.
Как такие матёрые волки оказались среди невольников? Вопрос, однако.
— Как вы попали в рабство? — задаю вопрос, закончив осмотр.
Судя по незалеченным ранам и суровому взгляду, они отказались от помощи целителя.
Гордость? Или нежелание быть обязанными женщине?
Думаю и то, и другое.
Как сказала мне Агнесс, они и от еды отказались, лишь воды напились и на этом всё.
Что ж, не зря я начала знакомство и общение именно с кельранов.
На мой вопрос мужчины долго молчат, с пренебрежением глядя на меня. Но вот заговаривает один из них. Тот самый, что так нагло и бесцеремонно на меня глядел с помоста для рабов.
— Мы не отчитываемся за свои деяния и свою судьбу, — отвечает мужчина хриплым, словно простуженным голосом, да ещё и с небольшим акцентом. — Назовите вашу цену, чтобы мы могли стать свободными. Или же сразу убейте. Мы не рабы. Мы воины.
Вот так сразу перешёл к торгу? И выдвинул свою позицию.
Смело. И глупо. Даже не поинтересовался, зачем я выкупила их.
Эрдан со своими воинами находятся на изготовке. Мало ли что придёт в голову кельранам. Даже в цепях они опасны.
— Я не считаю рабами ни вас, ни тех других людей, что я выкупила, — говорю, глядя без страха и заискивания в глаза воинам. — Я не собираюсь вас неволить.
Мужчины напрягаются. Так и вижу суровость на их лицах и недюжинную силу в руках.
Решаю рискнуть. Поворачиваюсь к Эрдану и говорю ему:
— Освободи благородных воинов. Слова не должны расходиться с делом.
Эрдан чуть дёргается, но сохраняет лицо. Мы уже обговорили с ним этот момент, но мужчина всё равно нервничает.
Он послушно кивает и осторожно подходит к кельранам.
— Только без глупостей, — говорит он воинам с угрозой в голосе.
Люди Эрдана синхронно сжимают руки на своих мечах.
Несколько минут и с кельранов сброшены оковы и цепи.
Они трут шею и запястья, хрустят суставами, разминая их от долгого пребывания в магическом металле.
Эрдан напряжён и недовольно глядит на кельранов, готовый сиюминутно вступить с ними в бой, возможно даже со смертельным исходом.
Агнесс тоже волнуется, хоть старается и не показывать своего состояния. Женщине непросто. Впервые на её веку происходят какие-то интересные и необычные события. Явилась в обитель сама графиня, выбрав не богатый постоялый двор, а скромный дом божий. Да ещё и дела странные творит. Вроде и богоугодные, но такие необычные для данной эпохи и суждения местных.
Я сижу за столом и спокойно смотрю на мужчин.
Когда они освобождены от оков, указываю им на лавки со спинками, что были принесены в кабинет специально для общения с бывшими невольниками. Рядом стоит небольшой стол с деревянной посудой и кувшином с водой, если кому-то захочется пить.
Кельран усмехается одним уголками губ и демонстративно складывает сильные руки на груди. Его воины следуют его примеру.
Вот как, значится, дают понять, что они сами себе хозяева. И садиться не собираются. Они воины, а не неженки какие.
А этот, самый наглый, похоже, командир их небольшого отряда.
Ну да ладно, мы не гордые, но цену себе знаем. Пусть сейчас делают вид надменных вояк, не страшно. А если уговорю кельранов, то получу великолепных воинов, совершенных убийц и верных людей к себе на службу.
Поэтому представляюсь первая:
— Я — Изабель Ретель-Бор.
Вот так, просто и без титула. Пока. Пусть видят, что я готова общаться на равных.
— Выкупила я всех, потому как не приемлю рабства ни в какой либо форме. Оно претит моему женскому существу.
Говорю спокойным и ровным голосом. Мужчины слушают. Главный глядит на меня уже с нескрываемым интересом, словно увидел перед собой белку, которая вдруг заговорила человеческим голосом. То ли ещё будет!
— Всего лишь блажь богатой графини, — ехидно произносит кельран после недолгого молчания. — Вы тешите своё тщеславие.
Он видит во мне женщину, которая от нечего делать, совершает глупые поступки и кичится ими. Ну-ну.
— Отнюдь. Пока я ещё не богата, — отвечаю мужчине без злобы или обиды. — Но надеюсь в скором времени обогатиться.
Эрдан не выдаёт своего любопытства ни жестом, ни мимикой, но я успеваю увидеть в его взгляде заинтересованность и миллион вопросов.
— Графство Ретель-Бор сильно пострадало после войны. Голод и нищета уже не гости на моих землях, а хозяева. Муж мой пропал без вести, но я уверена, что он жив, когда как другие считают, что он уже не вернётся домой. Не вернётся ко мне.
Ворон Хеймд, где же ты?
— Управляющий, которому мой супруг доверил графство и меня, разворовал земли до основания. Золото, на которое я всех выкупила — схороненные запасы этой паскуды.
— И вы так легко расстались с золотом ради рабов? — удивляется мужчина. — Решили оставить в голоде своих людей, но даровать свободу невольникам?
— Всё не так, как считаете, — пожимаю плечами. — Мои люди больше не будут голодать и страдать. Но не об этом я хочу говорить сейчас. Предлагаю поговорить о вас.
От мужчин прямо таки начинает исходить энергия воинственности и ярости. Она давит и одно лишь их желание, и мы все здесь покойники.
— Мне не нужны рабы, — говорю осторожно. — И вас не к чему принуждать не собираюсь. Всего лишь смею предложить вам службу у себя за хорошее вознаграждение. Поверьте — это не блажь. У меня имеются планы, воплощение которых потребует повышенной безопасности, как моей, так и моих людей.