Никлас посмотрел на Фиону. Она кивнула и сказала:
— Вам лучше знать.
Выражение ее лица, на котором были написаны надежда и нерешительность, тронуло Сомса. Он протянул ей руку.
— Тогда все в порядке. Вперед, миссис Сомс. У нас мало времени.
Фиона стояла на левом борту кормовой палубы первого класса «Британника» и крепко держалась за поручни. Холодный ветер трепал ее волосы и подол, но девушка этого не ощущала. Она недоверчиво смотрела на свои руки в кожаных перчатках, новую юбку и ботинки.
За два часа, проведенные в переполненном магазине верхней одежды, Никлас полностью переделал ее. Во всяком случае, внешне. Лондонская портовая крыса превратилась в приличную молодую леди. Теперь у нее были новое шерстяное пальто, хорошие кожаные ботинки, три шерстяные юбки, четыре блузки, два платья, две шляпы и кожаный пояс. Не говоря о ночных рубашках, нижнем белье, чулках, черепаховых заколках для волос и второго саквояжа, куда пришлось сложить покупки.
Все решения принимал он. Сам выбирал для нее наряды, пальто и шляпки, составлявшие законченный ансамбль. Фиона была согласна на все; в конце концов, он знал, как нужно одеваться для путешествия. Когда все закончилось, Никлас сказал ей, что надеть в дорогу, и посоветовал упаковать старые вещи. Она нырнула в примерочную, надела кофейную юбку, полосатую бежево-белую блузку, коричневый кожаный пояс и новые ботинки табачного цвета. Завершили преображение длинное темно-синее пальто и шляпа с широкими полями. В зеркале отразилась незнакомая молодая женщина. Высокая, стройная, элегантно одетая. Когда Фиона прикоснулась к стеклу, ее пальцы встретились с пальцами незнакомки. «Неужели это я?» — подумала она.
Два дня назад у нее не было денег на то, чтобы снять однокомнатную квартиру в Уайтчепле, а теперь она плыла в Нью-Йорк первым классом, в каюте с мягкой кроватью и собственным современным туалетом. О такой роскоши нельзя было и мечтать. Час назад они пили в каюте чай с пирожными. В восемь будет ужин, за которым последует концерт. Вчера она смогла накормить Сими только копченой селедкой, а сегодня ее младший братишка, сейчас посапывающий на койке, наденет новый фланелевый жакет, такие же короткие штанишки и будет есть деликатесы. Все это казалось Фионе нереальным, как сон.
Все изменилось. Старая жизнь кончилась, осталась за бортом в буквальном смысле этого слова, и девушка стояла на пороге новой. Выглядела по-другому и чувствовала себя другой. Никлас изменил ее внешность, а остальное сделали боль, горечь и потери. Она чувствовала эти изменения, но еще не сознавала их.
Веселая девочка, сидевшая у реки и мечтавшая разделить будущее с мальчиком, которого любила, бесследно исчезла. Ее сменила строгая молодая женщина, лишившаяся иллюзий и узнавшая, что такое скорбь. Женщина, не думающая об объятиях, поцелуях и маленьком магазине в Уайтчепле. Женщина, в душе которой вместо мечты гнездятся кошмары.
Она стояла на палубе и вспоминала слова Уильяма Бертона: «…если бы мы могли расправиться с Тиллетом так же, как расправились с этим ублюдком Финнеганом». И наглый смешок Котелка Шихана, ответившего: «Да, дельце было славное, правда? Я сам пробрался туда, пролил смазку… и увидел, как мистер Профсоюзный Организатор поскользнулся и пролетел пять этажей…»
Фиона едва не вскрикнула. Она не хотела слышать эти голоса, но знала, что не сможет забыть их до конца жизни. Они навечно врезались ей в душу. Все, что случилось с ней самой и теми, кого она любила, произошло по вине Уильяма Бертона. Восстановить справедливость не удастся; она никогда не сможет доказать, что это дело его рук. Но можно отомстить. В Нью-Йорке она чего-нибудь добьется. В Америке бедные могут стать богатыми, разве не так? Разве там улицы не вымощены золотом? Она увидит, как люди делают деньги, и сделает то же самое.
— Дело не кончено, Бертон, — прошептала она, глядя на океан, воды которого в сумерках казались черными. — Оно еще и не начиналось.
Англия исчезла за горизонтом. Ее родина. Земля, в которой похоронили ее родных. Улицы, по которым ходили они с Джо. Все ушло. Она не видела ничего, кроме воды. Океан пугал ее; в отличие от Темзы, увидеть другой берег здесь было нельзя. Девушка была отчаянно одинока и боялась того, что ей предстояло. Она закрыла глаза, мечтая, чтобы кто-нибудь вразумил ее.
— Я вижу, с вами случилась беда, дитя мое, — прозвучало рядом. Фиона вздрогнула и обернулась. Справа от нее стоял добродушный мужчина в черной рясе. — Молитесь, да? Это хорошо. Облегчает душу. Всемогущему можно высказать свои тревоги, и он услышит вас. Господь все устроит.
«В самом деле? — горько усмехнувшись, подумала Фиона. — До сих пор Ему это плохо удавалось».
— Давайте помолимся вместе и попросим Его облегчить ваше бремя, — сказал священник и протянул девушке четки.
Она покачала головой:
— Нет, спасибо, отче.
Но священник не сдавался:
— Неужели вы не верите, что Всемогущий способен выручить вас из беды? Конечно, верите…
«А во что я верю?» — задумалась девушка. Когда-то она всем сердцем верила в силу любви, незыблемость дома и семьи; верила, что ее мечты станут явью и ее молитвы будут услышаны.
Теперь она верила только в деньги, зашитые в лифчике. Эти фунты спасли ей жизнь. Не Джо, не Господь, не ее бедные мертвые родители, не тред-юнион, не проповеди священников, не четки и не грошовые свечи.
Фиона вспомнила, как однажды они разговаривали с отцом у камина. Казалось, с тех пор прошли годы. Тогда его слова смутили ее. Потом Фиона часто вспоминала их, но понять до конца так и не могла. Зато теперь их смысл стал предельно ясен.
— Отче, я верю, что из трех фунтов мяса можно сварить очень хорошую похлебку, — сказала она и протянула священнику четки.
Часть вторая
Глава двадцать вторая
— Пошевеливайся! Шевели задницей, черт бы тебя побрал! — кричал возница. По его мнению, ехавшая впереди телега с кирпичами двигалась слишком медленно. Он натянул поводья, заставив лошадь свернуть. Колесо кеба, объезжавшего телегу, задело тротуар, и Фиону с Сими затрясло на сиденье, как игральные кости в стакане.
Финнеганы отъехали от морского вокзала всего два квартала, но вид города и его жителей успел подтвердить то, что они слышали на «Британнике»: Нью-Йорк — город шумный и суетливый. Все куда-то торопились. Люди бежали по перекресткам, не обращая внимания на приближавшиеся экипажи. Какой-то мужчина в котелке читал на ходу газету и даже успевал переворачивать страницы. Другой вез тележку и одновременно ел сандвич. Женщина в прямой юбке и жакете с круглыми фалдами бодро шла по тротуару, расправив плечи, вздернув подбородок и покачивая перьями на шляпке.
Пока двухколесный кеб вез брата и сестру по Десятой авеню, Фиона и Сими жадно рассматривали выстроившиеся в ряд товарные склады. Там кипела жизнь. Лошади везли в типографии огромные рулоны бумаги, а на ткацкие фабрики — тюки хлопка и шерсти. Мужчины принимали через грузовые люки новенькие ковры, ящики с пряжей, застекленные шкафчики, пианино и грузили их на телеги, отдавая друг другу приказания типичной американской скороговоркой. Сестра и брат видели открытые двери прачечных, из которых валил пар, и краснолицых женщин, выжимавших простыни. Ощущали аромат жареного кофе, печеного хлеба и менее аппетитные запахи, которыми тянуло от мыловаренных фабрик и скотобоен.
