– Я поставил рекорд, быстрее всех пройдя на парусной яхте от Ярмута до Ки-Ларго. Один.
– На парусной яхте, говоришь? Под бушпритом?
– Нет, сэр.
– Треугольный топсель?
– Да, сэр. С генуэзским стакселем.
– Ты что же, проделал путь из Новой Шотландии почти до Ньюфаундленда? Зачем?
– Хотел бросить себе вызов, сэр.
– Похоже, что бросил. Напомни-ка мне свое имя.
– Шеймус Финнеган, сэр.
– Ирландец, значит? – улыбнулся Шеклтон. – Я сам родился в Ирландии. Что ж, Шеймус Финнеган, идем в дом. Угощу тебя чаем. Я тебе по-прежнему ничего не обещаю, но мне будет интересно послушать про ту яхту. Говоришь, генуэзский стаксель?
От многочасового стояния у Шейми затекли ноги. Он споткнулся на первой же ступеньке, но быстро выпрямился и последовал за Шеклтоном внутрь. Пять минут назад ему хотелось рухнуть замертво. Сейчас он чувствовал, что готов взлететь. Ему хотелось громко кричать и танцевать джигу. Однако он не позволил себе ни того ни другого. Он останется серьезным и собранным. Ему выпал шанс, совсем маленький, но это было все, в чем он нуждался. Он пробил трещину в категоричности Шеклтона. Щелочку, в которой виднелась Антарктика. Щелочку в свою мечту.
Глава 56
Индия проснулась там же, где уснула, – на руке Сида. Когда она шевельнулась, он улыбнулся и поцеловал ее в макушку.
– Между прочим, ты во сне храпишь, – сказал Сид.
– Неправда.
– Правда. Храпишь, как старуха.
– Чепуха.
В окно хлестал дождь. Индия выглянула на улицу. Когда они повалились в кровать, спускались сумерки. Теперь за окном было черным-черно. Спальню освещал мягкий, неяркий свет масляной лампы, стоявшей на бюро.
– Который час? – спросила Индия.
– Недавно за полночь перевалило. Я слышал церковный колокол.
Посмотрев на Сида, она увидела круги у него под глазами. Сами глаза были усталыми.
– Почему ты до сих пор бодрствуешь? – спросила она. – Не можешь заснуть?
– Не хочу, – улыбнулся Сид. – Когда я с тобой, мне не нужен сон.
– Но ты вообще не спишь, – сказала Индия, приподнимаясь на локте.
– Сплю.
– Не спишь, – хмуро повторила она. – Может, ты вечером выпил слишком много кофе или чая? Переусердствовал со спиртным?
– Нет, нет и нет, доктор Джонс. Я прекрасно себя чувствую.
Индия недоверчиво закусила губу.
– Значит, тебя что-то тревожит.
Сид отвел глаза. Индия поняла, что угадала.
– В чем дело, Сид?
– Говорю тебе, все нормально.
Он постоянно отнекивался, уклоняясь от ее вопросов. Врал ей. Так было с самого начала их знакомства. Сид объяснял это желанием защитить ее, но такая защита только злила Индию.
– Ты же знаешь, что можешь рассказать мне все, – напряженно произнесла она. – Я не побегу разбалтывать это Оззи, Коззи, Роззи и прочим широкоплечим парням.
– Я тебе сказал, что все нормально, значит так оно и есть, – сухо ответил Сид.
Индия резко откинула одеяло, встала и прошла к стулу с ее одеждой.
– Что ты делаешь? – насторожился Сид.
– Одеваюсь, – ответила она, натягивая нижнюю юбку.
– Куда собралась?
– Домой.
– Индия, черт побери, почему?! Почему ты так себя ведешь?
– Потому что ты меня не любишь.
– С чего ты взяла? Любил и люблю.
– Нет, не любишь, – возразила она, стремительно поворачиваясь к нему. – Сид, ты только говоришь, что любишь, но ты мне не доверяешь. Это не любовь. Если ты по-настоящему любишь женщину, ты ей веришь. Я тебе все рассказала о своей жизни. Все! Там, в больнице, когда я тебя почти не знала. Я откликнулась на твою просьбу. Ты обещал рассказать свою историю, но до сих пор не рассказал. О своем прошлом ты молчишь. Говорить о нашем будущем не позволяешь. Черт возьми, ты даже не называешь мне причину своей бессонницы! Меня не волнует, откуда ты родом, кем были твои родители и чем ты занимался, пока… пока…
– Пока не пошел по кривой дорожке.
– Я этого не сказала.
– Это и так понятно. – Сид глубоко втянул воздух и шумно выдохнул. – Индия, есть вещи, о которых невозможно рассказать другим людям.
– Так вот кто я тебе? Другие люди?
– Нет, – упрямо буркнул Сид, не сказав больше ни слова.
Индия застегнула пуговицы на блузке. Профессия врача научила ее быстро одеваться даже ночью. Она присела на кровать, чтобы обуться.
– Индия, пожалуйста, не уходи. Пожалуйста.
Что-то в голосе Сида заставило ее отложить туфлю и посмотреть на него. Он больше не сердился. Вид у него был беспомощный и испуганный.
– Сид, почему ты ничего мне не рассказываешь? Что мешает тебе рассказать о своем прошлом? – тихо спросила Индия.
Их глаза встретились. Индия увидела, что в Сиде идет внутренняя борьба.
– У меня была тяжелая полоса, – после долгого молчания сказал он. – Давно, когда мне было восемнадцать.
Она кивнула, пока не зная, куда он клонит, но готовая слушать.
– Это тогда у тебя появились шрамы на спине?
– Да.
– Как?
– Угостили плеткой-девятихвосткой. Тридцать ударов.
– Боже мой! – прошептала Индия, и ее гнев сменился ужасающей печалью. – За что, Сид?
– Угрожал надзирателю.
– Физически?
– Нет. Я угрожал пойти к начальнику тюрьмы.
– Зачем?
– Чтобы рассказать ему… попытаться… – Сид осекся.
– Тридцать ударов… Тебя же могли забить до смерти.
– Почти забили.
– Ты поэтому не можешь спать? Шрамы до сих пор болят?
– Нет. Не шрамы.
Сид смотрел в окно. У него двигался кадык, словно Сид пытался и не мог вытащить слова из потаенных глубин своей души. И вдруг он повернулся к Индии и срывающимся голосом произнес:
– Меня там изнасиловали. В тюрьме.
Индия думала, что ее вытошнит.
– Когда? Кто? – шепотом спросила она.
– Надзиратель. Уиггс была его фамилия. Еще двое меня держали. Так продолжалось почти два месяца. Они всегда приходили, когда стемнеет. Я слышал их шаги по каменному полу. Слышал, как они приближаются. Их голоса. Потому я и не сплю. Не могу. – Индия потянулась к нему, но он отодвинулся. – Не трогай меня. Не надо.
– Прости. Не буду. Раз ты просишь, не буду… Ты сказал, это продолжалось почти два месяца. Что произошло потом? Кто прекратил эти издевательства?
