Этот рассказ Джо услышал неделю назад. Последующие дни стали для него весьма хлопотными и напряженными. Он договорился с полицейскими чинами и адвокатами, поставил в известность начальника тюрьмы и занес в свои планы дату еще одной, последней встречи с Беттсом. Все это время Джо не покидала тревога: а вдруг его усилия окажутся напрасными? Вдруг Фрэнки в последнюю минуту передумает и откажется сделать письменное признание?
Но Фрэнки не передумал. Только выдвинул одно условие: с Элвином Дональдсоном он говорить не станет.
– Приведи мне другого копа. Может, за это дело полагается повышение. Не хочу, чтобы оно досталось Дональдсону.
После завершения процедуры, когда остальные ушли, Джо попросил начальника тюрьмы разрешить ему переговорить с Фрэнки наедине.
– Ты сделал хорошее дело, – сказал он Фрэнки. – Спасибо.
– Ты упечешь Литтона за убийство Джем?
– Постараюсь, но это будет чертовски трудно.
– Главный козырь – бриллианты, приятель. Найди бриллианты, и Литтон у тебя в руках.
– Это легче сказать, чем сделать, – ответил Джо.
Фрэнки кивнул. Он сидел, глядя в пол, потом поднял глаза на Джо:
– Два дня назад меня соборовали. Я ж католик. Точнее, был когда-то. Прямо скажу: положение мое аховое. Постоянно кашляю кровью. Но, как видишь, дотянул до этого дня. На одном упрямстве. Надо было доделать это до конца. Ты ему расскажешь? В смысле, Сиду? Расскажешь, что я признался?
– Может, когда-нибудь ты и сам ему расскажешь.
– Пустое, начальник, – усмехнулся Фрэнки. – Мы оба знаем, что этому не бывать.
– Значит, ты хочешь, чтобы я рассказал Сиду?
– Ага.
– Расскажу.
Фрэнки кивнул. Он посмотрел на ноги Джо, на коляску, в которой тот сидел, и его глаза наполнились болью.
– Насколько можно, хочу исправить положение… насколько можно.
Умирающий просил Джо о прощении. Готов ли он простить? Фрэнки покушался на его жизнь. Лишил его ног. Джо уже не побегает с детьми, не потанцует с женой. Он не будет стоять рядом с дочерью в день ее свадьбы. Однако Джо сейчас испытывал жалость не к себе. Ему было искренне жаль Фрэнки. Парень так и не узнал, что значит жить, любить и быть любимым. Гордость. Уважение к себе. Этого Фрэнки тоже не знал и теперь уже не узнает.
– Я знаю, Фрэнки, – сказал Джо. – Ты исправил положение… насколько мог.
– Спасибо, – прошептал Фрэнки.
Он встал и поплелся в свою камеру, сопровождаемый бдительным надзирателем.
Качая головой, Герберт Глэдстоун вновь откинулся на спинку стула.
– Каких действий вы от меня хотите, Джо? – спросил он. – Я еще раз перечитал признание Беттса. Целиком, желая убедиться, что ничего не пропустил. Но там ничего нет. Ничего такого, с чем я мог бы работать. Просто один человек свидетельствует против другого. И свидетельствующий отбывает пожизненное заключение.
– Вы можете допросить Литтона. Направить сыщиков к нему домой.
– Не раньше, чем через месяц с лишним. Он по-прежнему в Африке. Но даже если бы я последовал вашему совету, как вы это себе представляете? Придут к нему сыщики, спросят, не он ли убил Джемму Дин? И что дальше? Вы верите, что он скажет: «Да, я ее убил»? Даже если и убил, во что я ни секунды не верю.
Джо приготовился возразить, но в дверь кабинета постучали. Вошел секретарь Глэдстоуна.
– Прощу прощения, сэр, но поступила срочная телеграмма, – сообщил он, подавая ее министру.
Глэдстоун прочел телеграмму и покачал головой. Его лицо помрачнело.
– Боже милостивый! И впрямь беда не приходит одна.
– Что-то случилось? – осторожно спросил Джо.
– Меня извещают, что Мэлоун, за которого вы так ратуете, арестован.
– Как арестован? Где?
– В Найроби. Содержится в местной тюрьме. Его должны отправить в Момбасу, а оттуда – на корабле в Лондон.
– И Литтон сейчас тоже там?
– Да. Он и инициировал арест Мэлоуна.
– Ничего удивительного, – сказал Джо – Если теперь, при его содействии, Мэлоуна за убийство Джеммы Дин осудят и повесят, никто уже не посмеет свалить вину на Литтона.
– Вы передергиваете. – Чувствовалось, что Глэдстоун раздражен. – У Фредди Литтона нет причин желать смерти Сида Мэлоуна. Он знает, что Мэлоун обвинялся в убийстве, и теперь, я уверен, хочет беспристрастного суда и торжества справедливости в деле покойной мисс Дин. Мы все этого хотим.
Джо захлестнуло отчаяние. У Фредди была причина желать смерти Сида, однако Джо не мог рассказать об этом Глэдстоуну. Не мог открыть министру правду о странном переплетении судеб Сида, Фредди и Индии. Это переплетение угрожало жизни Мэлоуна, причем куда серьезнее, чем ложное обвинение в убийстве Джеммы Дин. Жена Фредди любила Сида. Ее дочь была от него, а не от Литтона. Так что причин у Фредди было более чем достаточно.
– Герберт, это дело необходимо возобновить, – сказал Джо. – Перед законом все равны, и Фредди Литтон не исключение. Его нужно допросить.
– Нет, – перебил его Глэдстоун. – Никакого возобновления, пока вы не представите что-либо более убедительное, чем это. – Он постучал по признанию Беттса. – Чтобы заново открыть дело, мне недостаточно признаний пожизненно осужденного.
– Если вы отказываетесь возобновить дело, можете вы хотя бы оказать мне услугу? Можете не придавать огласке арест Мэлоуна?
Глэдстоун бросил на него пристальный взгляд:
– Джо, я могу обещать, что из моего министерства газетчики не получат никаких сведений. Однако я не в силах контролировать сведения, поступающие из Африки. У Литтона есть друзья в газетах. Если он им сообщит, газеты ухватятся за сенсационную новость. Думаю, так оно и случится. Ему даже больше, чем вам, нравится видеть свое имя в газетных заголовках.
Джо пропустил колкость мимо ушей.
– Как думаете, сколько времени у меня есть? – спросил он.
Глэдстоун пожал плечами:
– День. Может, два. От силы три.
– Я вернусь, – пообещал Джо.
– Не сомневаюсь, – устало ответил Глэдстоун.
В экипаже, возвращаясь домой, Джо испытывал несвойственное ему чувство безнадежности. Он располагал тем, чего так усердно добивался, – именем настоящего убийцы Джеммы Дин и рассказом об обстоятельствах убийства. И в то же время у него не было ничего, поскольку заявление Фрэнки не имело доказательств.
Что еще хуже, все усилия Джо могли пойти насмарку. Человек, чье имя он так старался обелить, арестован и должен будет предстать перед судом по обвинению в убийстве.
Джо представил, что будет с Фионой, когда она узнает. Она обезумеет от горя. И это – за месяц до родов. Джо молил Бога, чтобы Глэдстоун сдержал слово и ничего не сообщил газетчикам.
