— Фрейлин?! — Она появляется в комнате. Рубашка все-таки слишком прозрачна, и я мысленно делаю себе пометку как можно скорее откопать хоть одно мачехино платье. Иначе мыслить у меня не получится. — Это обязательно?
— Вы сами захотели быть моей невестой, Алисия. Теперь терпите.
— Вы снова называете меня по имени.
— Исключительно на правах жениха.
Армсвилл устраивается на кушетке возле окна, а у меня слипаются глаза.
Расположиться на кровати было не самой лучшей идеей: я это понимаю, когда снова начинаю проваливаться в сон. Потягиваюсь и собираюсь подняться, когда слышу:
— Вам нужно поспать.
— И пропустить момент, когда вы снова воспламенитесь?
Я все-таки сажусь, хотя все во мне этому противится: голова кажется невероятно тяжелой и притягивается к подушке.
— Будет лучше, если вы свалитесь к моим ногам?
— Не свалюсь.
— То есть в библиотеке вы просто притворялись?
Не притворялся.
Я действительно свалился, упал лицом в книги, а заодно и в грязь, потому что не смог контролировать собственное тело. Третьи сутки без сна, битва с магией и неутоленное желание сделали свое черное дело. Армсвилл права. Мне нужен сон.
— Между этими вспышками магии всегда проходило время, — добавляет она. — Так что, думаю, у вас есть несколько часов на полноценный отдых. Я же обещаю не спать и в случае чего сразу вас разбудить.
Это разумно.
— Только никуда не выходите отсюда, — приказываю я.
— В таком виде?
Армсвилл приподнимает брови и складывает руки на груди. Лучше бы не складывала!
— В таком виде тем более!
Я поднимаюсь, стягиваю покрывало с кровати и отношу его Алисии.
— Разбудите меня через два часа. Я распоряжусь, чтобы вам нашли платье.
— Буду вам благодарна.
Я все-таки возвращаюсь к постели и устраиваюсь на ближайшем к окну краю кровати, чтобы «в случае чего» сразу броситься к Армсвилл. Кушетка вполне удобна для проведения ритуалов… Стоит прикрыть глаза, как память вновь выкидывает меня в библиотеку, в те мгновения, когда Алисия отзывалась на любое мое прикосновение.
Как заснуть, если только о ритуалах и думается?
— Я посижу здесь, — обещает она. — Вместе с Эдером… Ой!
— Что?! — Я резко сажусь.
Армсвилл по-прежнему на кушетке, не искрит, но обеспокоенно озирается.
— Эдер! Он был с нами в библиотеке, а теперь куда-то исчез.
Я выдыхаю и снова опускаюсь на подушки.
— Хорошо, что он исчез.
— Почему?
— Значит, вы чувствуете себя в безопасности, и новая вспышка магии вам пока не грозит.
Это самая замечательная новость из последних, я действительно могу немного расслабиться и восстановить силы. Почти проваливаюсь в сон, когда сквозь дрему слышу:
— Вы не извинились за поцелуи.
— Это часть ритуала, я уже объяснял.
— До этого вам не требовалось целовать меня… там!
Вот в чем дело!
Я усмехаюсь: даже не открывая глаза, догадываюсь, что Алисия снова покраснела.
— За это я точно не собираюсь извиняться, — говорю. — Со всплеском магии или нет, я бы их повторил.
Что отвечает Армсвилл и отвечает ли она что-нибудь, я уже не слышу. Я падаю в сон, и мне снится то, как мы с ней сплетаемся телами на этой постели. И горим уже совсем не от магического огня.
Элеонор
— К вам с визитом ее светлость герцогиня Полинская.
Дина? В такое время?
Часы показывали половину девятого. Поздновато для гостей, но учитывая, что они знали друг друга с самых ранних лет, Элеонор была бы рада ее видеть даже глубокой ночью. Правда, до этого дня Дина не приезжала столь поздно. Это было на грани приличий, а Дина не делала ничего, что могло бросить тень на ее репутацию.
Что бы ни привело подругу к ней в такое время, причина наверняка существенная.
Поэтому Элеонор едва удержалась от того, чтобы не отчитать дворецкого за то, что сразу не пригласил Дину к ней, отложила в сторону роман и поднялась.
— Проводите ее ко мне, Бранс. Хотя нет… Я сама встречу ее светлость.
От парадного входа до Цветочной гостиной (той, куда приглашали всех благородных гостей, когда они заглядывали в их городской дом с визитами) было шестьсот восемьдесят шагов: Элеонор посчитала их, когда была ребенком. Взрослых шагов, она специально делала большой шаг. А учитывая, что Бранс уже прошагал столько и прошагает еще столько же туда и обратно, она за это время успеет сойти с ума от любопытства. Лучше самой встретить Дину!
— Наконец-то! — воскликнула подруга, когда Элеонор вошла.
Что еще раз подчеркивало ситуацию из ряда вон, в другой Дина никогда бы не повысила голос, выдавая свое нетерпение. И уж тем более на ее щеках не было бы румянца, какой возникает от быстрой ходьбы.
Элеонор не считала себя дурнушкой, ее многочисленные ухажеры неустанно твердили ей, что она прекрасна и изящна, но рядом с герцогиней Полянской она была как одуванчик против розы. У Леопольдины светлые волосы, светлая, без единой веснушки кожа и большие ярко-голубые глаза. Больше всего Элеонор восхищала ее манера держаться по-королевски. Но сейчас глаза юной герцогини метали гневные молнии.
— Дина, что случилось?
— Ты у меня спрашиваешь? — Подруга шагнула к ней. — Это я должна спрашивать! Что случилось? Почему ты не сказала мне, что твой брат женится?
Элеонор даже на диванчик села от такой новости.
— Брат? Женится? Зиг?
— Райн! Весь двор… Нет, вся Барельвица гудит об этом! Эрцгерцог Барельвийский женится непонятно на ком.
— На ком?
— Я же говорю — непонятно на ком.
— Что за шутки?
— Шутки?! Эрина Неррель создает для нее гардероб!
Элеонор долго всматривалась в глаза Дины, чтобы увидеть там хоть искринку свойственной ей победной язвительности (признаться, розыгрыши такого толка подруга любила, а потом любила высмеивать «доверчивых простаков» — правда, обычно это касалось влюбленных в нее юнцов, никак не их дружбы), но так и не нашла. А значит, все действительно очень серьезно!
Как… как Райн мог ей не сказать?!
Они ведь говорили совсем недавно!
— Я не знала, — нахмурилась Элеонор. Как бы ей ни хотелось высказать все, что она думает, юной леви не принято показывать свои чувства.
— Теперь я вижу. — Дина сменила гнев на милость. По крайне мере сейчас этот гнев был направлен не на нее, а на неизвестную девицу, поскольку герцогиня примирительно опустилась рядом. — Сегодня эрина Неррель была в Эдельз Грин и видела ее. Говорит, что она красавица… Ну как красавица, со слов этой портнихи! И все! Больше ей похвастаться нечем.
