И вдруг дорога повернула, обходя очередной склон – шла прямо в яр, на огромный мост, построенный еще столемами. Из больших, необработанных валунов, укрепленных костьми змеев и горных медведей, спаянных ребрами и позвонками, воткнутыми в щели между камнями. Мост так оброс мхом и растительностью, что только тропа посредине, по которой шли люди, покрыта была гладким камнем.
Повозки въезжали на мост по очереди, волов вели за постромки под мордами. Берника и Чамар не хотели идти. Дергались, упирались, Венеде пришлось сойти, ухватить их за поводья, успокаивать, наконец, с помощью седоволосого невольника провести сперва Чамара. Бернике пришлось набросить на голову старый плащ, чтобы та решилась наконец поставить копыто на отшлифованный тысячами ног камень. Но даже тогда лошадь изо всех сил показывала, что она, конечно, лучший друг человека, однако порой нужно довести себя до белой горячки, чтобы нечто этому другу объяснить.
Обоз был уже по другую сторону, когда из леса начали выныривать бурые и коричневые всадники, покрытые шкурами и железом. Летели так, словно вросли в небольших, но ловких, крепких коньков с благородными головами.
– Хунгуры! – кричал кто-то. – Шли за нами следом!
Венеда почувствовала слабость, кровь отлила от сердца, словно бы кто воткнул в него нож, словно сбил ее с ног одним ударом. Подбежала к повозке, схватила Яксу за руку. «Если погибать – то вместе, – гудело у нее в ушах. – Не дам взять нас живыми!».
Пелка разворачивал коня, мчался к ним галопом; выглядел по-боевому, пусть и на маленьком сером коньке, осадил его, дергая за поводья, потянув за них немилосердно, схватил старого слугу за бороду.
– Забери госпожу в Барду! – приказал рыцарь. – Жизнью за нее отвечаешь. Что-то с ней случится – повешу на воротах как Дунимира, помнишь?!
– Помню, – кивнул старик и побледнел сильнее, чем при виде хунгуров.
Пелка резво соскочил с коня, перебросил правую ногу над передней лукой седла. На миг его взгляд скользнул по телу Венеды, но та не ответила на его взгляд. Потом он вытянул топор из петли при боку коня, отпустил жеребца, остановился на миг у повозки с Яксой, наклонился, притянул мальца к себе, поцеловал в лоб.
– Честью отца клянусь, Якса. Заберу для тебя несколько хунгурских голов.
И уже бежал дальше, не останавливаясь, мимо повозки, из которой выпрыгивали его люди, крикнул им:
– К бою, други! Воины! Гридни, щитоносцы! Берите оружие и ступайте нам на помощь! Скандинги не бегут, как жены! На мост, задержим их – или станем зваться городскими козлами из Тауридики!
– Дружица! Дружица-а-а! – крикнул кто-то, а все поддержали его в голос.
– На мост, други, – приказал Пелка. – Становимся стеной, готовимся к бою. За топоры, за мечи!
– Скандия-а-а-а!
Они вбежали на мост, сперва – пятеро последних дружинников Пелки, которого они называли Ингваром, за ними – вооруженные гридни, щитоносцы, стражники. С длинными топорами, с копьями. – Стена! Ставить стену, братья!
Поставили ее посреди моста, развернув строй на каменных плитах, от края до края пропасти. Ряд круглых красных щитов, где змеями вились золотые ленты Дружицы. Завели их друг за друга, выставили копья. Стена окованных изнутри щитов, над ними – зубчатая стена второй стены: из голов в шлемах, шишаках с кольчужными чепцами, опадающими на плечи, ряд распахнутых в крике ртов, шапки, колпаки, раскрасневшиеся лица, перечеркнутые железными стрелками наносников…
Хунгуры шли! Ворвались на мост без раздумий. Нахлестывая лошадей нагайками, с гортанными криками, с воплями…
– В клин, други! – орал Пелка. – Вместе-е-е! Давай!
В последний момент крайние скандинги отступили, выставляя копья. Из шеренги превратились в треугольник, похожий на наконечник, острием которого стал самый крепкий, сильнейший, с топором в руках – Ингвар.
Хунгуры ударили в них, словно морская волна. Кони били грудью в щиты. Раздался крик, визг, удары копыт, животные и люди надевались на копья, кони вставали дыбом, махали головами, но пробиться сквозь вал щитов, подпертых сзади тремя рядами воинов, – не сумели!
– В стороны, братья! – орал посреди боя Пелка. – Разломать! Давай!
Скандинги застонали, крикнули натужно, и вдруг боковые стороны клина изменили строй. Вместо того чтобы двинуться вперед, щиты и копья развернулись в стороны. И воины рванулись, рубя топорами, охаживая мечами, сметая хунгуров вместе с лошадьми с моста – прямо в пропасть, туда, где в ста локтях внизу текла речка, ощетинившаяся острыми скалами.
Визг и ржанье перепуганных животных, вопли людей, летящих вниз, треск, звон клинков! Пелка рванулся, ударил изо всей силы окрепшей в боях рукой; его топор разрубил кожаный, набитый клепками шлем на голове конного воина, свалил его с седла. Конь встал на дыбы, развернулся, помчался к своим, волоча следом зацепившееся ногой в стремени тело, словно платяной мешок, чертя по камням кровавые дорожки.
– Дружица-а-а-а! – орал Пелка. – Кро-о-о-овь!
– Строем, строем, сомкнуть стену, братья! Вместе!
– Скандия-а-а-а! Воде-е-е-ен! Владыка вечного пламени…
Побитые, отогнанные хунгуры возвращались снова, собирались по ту сторону моста. По знаку свистка двинулись, но на этот раз не пошли в атаку. Перед началом моста разделились на две длинные линии коней, идущих рысью один за другим. И вдруг перешли в галоп, свернули круг, поднимая луки и…
– За щиты!
Свист стрел был как дыхание ветра. А потом с глухим грохотом стрелы ударили в щиты, перья зашуршали по ветру. Кто-то свалился, другие – стонали. Линия покачнулась.
– Стоять, други! Не сдаваться! Дружица! Дружица!
И вдруг всадники рванули вперед, с луками в руках, словно не доверяли силе кривых мечей. Спокойным, небыстрым галопом, раскачиваясь в седлах. Впереди ехал худой, усатый, опаленный солнцем хунгур на сивом коне, в стеганом, обшитом железом кафтане, в рогатом малахае.
В руке у него колыхалось нечто на пучке длинных волос. Круглое, словно мяч, бледное, покрытое полосами засохшей крови. Пелка уткнул в него взгляд – и уже не отводил.
Милош! Голова его брата!
И вдруг та открыла рот, заговорила – а может, это лишь показалось, и слышал это только он. Но – не важно!
– Бра-а-ат, молю. Спаси. Спаси-и-и-и… Заверши страдание… Я жив, жив… держат меня здесь. Молю, молю-у-у-у, ранами Ессы.
– Милош, – прошептал побледневшими губами Пелка. – Милош, погоди. Не кричи, перетерпи боль.
– Ты обладал моей женой, так спаси же меня… от страданий.
И вдруг Пелкой словно бес овладел. Он просто обезумел, завыл, закричал, вырвался из рядов, отбросив щит; схватил топор двумя руками, кинулся на хунгура, который держал искалеченную голову его брата.
Крик его повторили и другие глотки, одна за другой. Стена щитов разломилась, рассыпалась, товарищи его бросились следом за Ингваром. Бежали по трупам, с пеной на губах, все до одного!
