– Да палицу тебе в жопу! Плевал я на твою иночью брехню!
Бернат дергался, пытался плеваться, но Якса подтянул его и упер спиной о сосну. Потом достал меч и принялся обходить окрестности. От дерева к дереву, от куста к кусту, между молодыми соснами, сквозь заросли. Медленно, терпеливо.
Так… А что это, в старом дубе рядом с надписью – дупло? Он только теперь заметил узкую черную щель. Была она когда-то побольше, но кто-то давным-давно воткнул в нее доску, а дерево, разрастаясь и увеличиваясь, поглотило ее и сжало так, что та казалась теперь частью ствола. Якса остановился: размышлял, прикидывая, не след ли от старой борти, и вдруг мир вспыхнул искрами!
Удар!
Пришел тот с высоты, такой сильный, что Яксу сбило с ног. Прямо в шлем: юноша почувствовал, что клинок скользнул потом по правой лопатке, покрытой стеганкой.
Якса упал на ствол дерева, но оттолкнулся, заслонясь щитом, на согнутых ногах провернулся вправо. Подумал было о Бернате, но то, что увидел, заставило его крикнуть. Перед ним стоял воин в простом шлеме, в кольчуге, доходящей до локтей! Лицо его скрывала железная маска, в которой были только отверстия для глаз и дырки для дыхания.
Незнакомец не стал ждать. Рубанул справа простым ударом, наискось, наотмашь, в голову или плечо Яксы, а юноша, не думая, выученным у Грота движением, выставил левое плечо, принял удар на щит. Сам ударил снизу, справа, наискось и слишком легко, ошеломленный: все вокруг звучало тысячью больших и малых колоколов.
Атака юноши была настолько нерешительной, что противник отогнал его пинком левой ноги в кожаном, зашнурованном ремнем сапоге. И добавил сверху, с мрачной силой и яростью. Якса, отступая, резко закрылся щитом и тут же утратил его верхний кусок. Сам тоже рубанул сверху, враг со звоном парировал, отбросил клинок в сторону. Отбивая новый удар, Якса услышал свист воздуха, хрип, доходящий из-за маски.
«Бес? – мелькнуло у него в голове. – Или человек?»
Размышлять времени не было: противник напирал, хрипя, постанывая, как стрыгон. Но красные глаза, что глядели на Яксу, были человеческими.
Они рубились под дубом как на кровавом богурте. Клинок в клинок – удар за удар. Щит на щит. Якса хотел было переждать, перетерпеть – но терял силы; будучи младше, хотя и выше, он не был настолько умел в бою.
Ударил так, что клинок высек искры на железной оковке щита врага. А потом он рискнул. С очередным ударом прыгнул на полшага вперед, пихнул щитом в щит соперника, чтоб выбить того из равновесия. Обошел слева, полушагом, с приготовленным мечом, и…
Сам едва успел парировать удар. А потом получил краем щита противника в лоб так, что звякнула железная стрелка на шлеме. Его отбросило назад, Якса полетел на песок. Враг добавил пинок: одолел его быстро, как щенка; да Якса, несомненно, еще и был щенком.
Юноша пал в пыль, заслонился щитом, но противник отбил тот пинком – рука одеревенела от удара. А потом свалился коленями прямо на живот и грудь Яксы, так что тот захрипел, забился.
В руке у незнакомца блеснул длинный кинжал.
– Дружица! – собрав остаток сил, стонал парень. Хотел ударить, потому что меч все еще оставался в его руке, но с такого расстояния, лежа, ничего бы не сделал. Выпустил оружие, потянулся за ножом, и тогда противник поразил его наотмашь, слева направо – рукоятью и гардой короткого оружия. Смерть несла железистый привкус крови на губах. Якса дернулся, желая сбросить бремя противника, но тот больше не бил. Приставил кинжал к горлу сбитого с ног Яксы, а левой рукой сорвал с его головы шлем, посмотрел вблизи красными глазами, которые, казалось, вот-вот лопнут от пульсирующей в их жилках крови. Хрипел, кашлял и наконец спросил:
– Кто ты, человече?
– Дружица! Якса… – выдавил юноша. – Я ничего не сделал.
– Откуда ты, Якса?
– Из Дружичей.
– Сын Милоша и Венеды?!
Юноша дернулся, но сумел сделать немногое. Противник, хотя был и ниже, сухим и костистым, и в самом деле был силен как бес.
«„Сын Милоша“, сказал он… Он меня не убьет. Оглушит, свяжет и выдаст хунгурам! Возьмет награду. Боже, за что?»
– Лучше убей меня. Иначе мне придется умирать долго. А зачем тебе это? Я не знаю никакого Милоша и Венеды.
– Врешь. У тебя ее глаза. Я знаю тебя. Живи.
Натиск ослабел. Кинжал исчез. Бес вставал неторопливо, осторожно, раскачиваясь во все стороны. Оглянулся и двинулся к повозке. Шел все медленнее, ухватился за часть борта, у оси колеса, и отбросил назад шлем с маской.
Стоял, склоненный, и хрипел, сплевывая кровью на мох.
Якса вскочил на ноги. Сам побитый, поколоченный, чувствовал, как под языком раскачиваются боковые зубы. Кровь стекала с разбитого носа на стеганку.
Медленно поднял меч. Осторожно, не доверяя, полукругом подходил, чтобы рассмотреть противника.
У беса было человеческое лицо. Мужчина с поседевшими волосами. Старше Яксы, но не старик… Однако лицо его было сухим, дыхание хриплым, он кряхтел, давился, дышал так, словно бой вырвал у него легкие.
Сквозь кашель он все же услышал шаги. Махнул рукой, чтобы Якса приблизился.
– Узнаю тебя, хоть ты и вырос… Двенадцать лет назад я бился с хунгурами, защищая тебя.
Якса вздрогнул, потому что воспоминания эти возвращались к нему в снах и после выпивки. Обступали, наваливались – и он тогда кричал, выл, бился во сне и наяву.
– Мы тогда проиграли. Я один только и уцелел, потому что степные псы были так заняты тобой, что не смотрели даже, есть ли кто живой. Возвращаю тебе жизнь. Я – Драго, некогда был на службе у Гиньчи из Бзуры.
– Ты бес. Убил людей из села.
– Откуда у тебя этот щит? Кто тебе его дал?
– Бернат из Туры.
– Он был последним. Ты его привез. Хорошо-о-о!
– Даже не думай к нему прикоснуться!
– Он последний, – прохрипел Драго. – Праотец дал мне немного жизни для мести. Они все – Сулимир, Мокша, Болест и Бернат – убили моих сотоварищей. Моих друзей. Смелых господ и рыцарей. Убили жестоко, когда мы раненными прибыли сюда после боя с хунгурами. Задавили под этим дубом – ради сакв, ради имущества, ради лошадей.
– Не верю!
– У тебя – щит Брана из Грифитов. Держишь меч Килиана, носишь стеганку… Гослава. Поглядим, есть ли у тебя их отвага. Хочешь доказательств? Загляни в дуб… Ну, проруби дыру, говорю тебе! Слышишь! Якса! Все мои соратники погибли в бою за тебя, когда ты был еще ребенком. А потому слушайся теперь меня, словно отца.
И Якса послушался; подошел к дубу, где из щели дышала на него смерть.
– Давай, разруби дерево, загляни внутрь.
Он послушно рубил мечом, всовывал клинок в щель, расширял ее, отрывая куски древесины, пока не устал, не запыхался.
