Подумал немного и повернул вспять. Нашел загон отца, луг, на котором темнели большие копны сена, приготовленного на зиму. Стоял и думал, сердце его сильно стучало.
Проклятые… Проклятые. В этом имени слышались крики убиваемых, запах крови, рев пожара.
Он смотрел на меч и не мог избавиться от странной мысли. «Вложу его в дупло – и они придут», – мелькало у него в голове. Но – кто? Зачем? И не хуже ли они хунгуров? Такое оружие, – он осмотрел клинок. Такое красивое, рыцарское…
Подумал и сунул меч в наибольший из стогов сена.
Теперь – за калачом. За дратвой, вербовой корой, за рогом, чтобы выпустить дурную кровь.
Он бежал. Все быстрее, задыхаясь.
Вернулся в хижину к вечеру. Перевязал Навоя. Ни слова ни сказал о том, что меч спрятал в стогу.
3
– Как думаешь, позволит отец нам взять лендийку в юрту?
Югун и Джочи возвращались с лугов и предлесья над рекой. Везли пустые колчаны и целые вязанки птиц – дроф, цесарок, тетеревов, цапель на перья, – подвешенных у деревянных хунгурских седел.
– У тебя ведь есть уши, и ты слышал, что он запретил нам приближаться к их женам, – ответил младший, Джочи. – Или тебе мало невольниц из аула?
– Субаши и Монге тоже стоят на зимовье, как и мы. Берут их женщин, если захотят. Каждую ночь – другую. А мы что?
– Отец запретил. Сказал: будет с селянами ссора.
– Говорил, говорил! Ты что думаешь, он долго еще будет править? Держись меня, брат, не пожалеешь. Глянь вокруг, тут все наше! Мы побили лендичей, покорили их, завоевали, они нынче – рабы великого кагана. Жизнь их – не ценнее, чем жизнь червя!
– Отец будет злится за такие слова.
– Злиться, злиться… – Югун выпрямился в седле и осмотрел село. – Я сам возьму! По праву воина!
– Кого?
– А хотя бы и эту, смотри, – хунгур указал на девку в белой камизе, обшитой тесьмой, с косами, обвязанными вокруг головы: девка шла дорогой в ту же сторону, что ехали они.
Югун хлестнул коня нагайкой. Подскочил к ней, объехал и развернулся, перекрыв дорогу. Она даже подпрыгнула, хотела отступить, но почувствовала на спине тяжелое дыхание крупной каурой лошади Джочи. Они кружили вокруг нее, тяжело дыша; Югун улыбался все шире, видя в глазах у девушки страх.
– И что тут за кобылка? – спросил Югун.
– Пустите меня, чего хотите?
– Чья ты? Вояна?
– Любка, дочка Пильчи.
– И где такие пильчата родятся?! – засмеялся Югун. – Садись, – протянул он ей руку. – Поедешь с нами.
– Не могу, оставьте меня, – она хотела пройти мимо его коня, но хунгур умело сдал назад, развернулся на месте, загородив ей путь.
– Будь же вежлива, милая кобылка. Я тебе вреда не сделаю!
– Оставьте меня! Пустите! Я никуда не пойду!
– Что, и в юрту, на пир не пожалуешь? Я – Югун, сын Тормаса, я тут стану править, понимаешь?
– Пропустите! – крикнула она. – Или я всех на ноги подниму!
Югун ударил коня пятками, двинулся прямо на нее, желая схватить за сплетенные косы. Но девушка вывернулась, как ласка. Вдруг припала к земле и мигом проскользнула под брюхом лошади Джочи! Так неожиданно, что тот даже пошевелиться не успел. А потом – бросилась бегом вдоль тына из лозняка.
Югун ожидал такого: хлестнул коня нагайкой и погнал следом. Хотел наехать на нее, просто стоптать; гнал в ярости, губы его с легким пушком под носом поджались, обнажив белые зубы.
Не сумел до нее добраться! Любка вдруг шмыгнула в сторону; схватившись за жерди, перепрыгнула через тын, исчезнув с пути. Покатилась по траве, вскочила и побежала снова – наискось через подворье к ближайшей хате.
– Стой, глупая! – крикнул Джочи.
– Хватай ее! Хватай! – орал Югун, разворачиваясь. – Хей-йя!
Чтобы преодолеть ворота, им пришлось взять разгон, отъехать. Югун погнал коня, заставил прыгнуть…
Конек Джочи затормозил, осадил перед воротами. И все это дало девке время на бегство. Любка добралась до дверей, слыша за спиной топот копыт, ворвалась в темную, задымленную избу и…
Кто-то схватил ее за пояс, стиснул, дернул в сторону и прижал к деревянным бревнам стены.
– Стой! – крикнула она. – Оставь меня! Я не виноватая!
– Тише! – раздался спокойный, низкий голос. – Тише, птичка. Прячься за меня!
Она почти почувствовала, как кто-то отпускает и запирает на деревянный засов дверь. Высокий, мощный мужчина в дырявом кафтане, в ноговицах и кожаных сапогах, с кинжалом у пояса. Загоревшее лицо, широкая, длинная борода и волосы, лезущие из-под шапки. Спокойные, печальные глаза.
Девушка видела его впервые в жизни.
Хунгуры уже напирали. Она слышала, как тот, старший, Югун, соскочил с коня, оказался у двери, сперва пнул ее, потом заколотил кулаком. Она слышала его громкое дыхание, чувствовала злость и… похоть.
– Отворяй, девка! – крикнул Югун. – Отворяй, а не то сожгу хату, поджарю тебя на огне, как нечестивого тууна!
– Успокойся, багадыр Югун. Отдышись, перестань вопить, как вещун на ветру.
– Кто ты? Отворяй!
– Это я, Бранко, ваш слуга.
– Наш раб! Ты что, для себя ее взял?
– Отец запретил вам приближаться к женам. Я выполняю его волю. Не открою.
– Тогда, – орал Югун с другой стороны, – нынче вечером распишу тебе спину моим кнутом. Я тебя в клочья порву, падаль, пес смердячий! Кабан нечестивый!
– Наказание приму покорно… но от руки твоего отца, багадыр. Ступай, убеди его, а пока что оставь этот дом в покое.
Югун шипел от злости. Прижатая к стене Любка слышала, как он обходит хату со всех сторон – видела в щели его блестящие глаза. Еще пару раз он ударил в дверь и успокоился. Вдруг раздался шорох, потом топот ног, наконец – застучали копыта.
– Уехали, – проворчал незнакомец, прижимая глаз к щели в дверях. – Но ты в опасности, пока они в селе. Пойдем, проведу тебя домой.
– Я вам благодарна.
– Пустое, случилось, что случилось.
– Вы не боитесь гнева Югуна?
– Я их раб, но сердце у меня свободное. Пока у них власть старого Тормаса, его сын может разве что ругаться и бить рабов. Потом… что ж, будет горячо. Но до этого еще нужно дожить.
– Я вернусь к отцу задами. Но вы, прошу, помогите мне еще кое в чем, – она заступила дорогу Бранку, просяще заглянула ему в глаза. – Один-единственный раз.
– Как раб, я привык слушаться. Говори.
– Найдите сына володаря. Он живет в хате неподалеку от того места, где встал аул…
– А я уже радовался, что ваше сердце свободно. Как его зовут, этого парня?
