– «Убей»? Я два дня сидел над ним и лечил его раны, – сказал Бранко. – И как же ты зарежешь меня, молодой господин лендич, если нет у тебя меча? По-селянскому, как вы привыкли? Колуном в спину?
– Мечи у нас отобрали хунгуры.
– Потому что вы им позволили! Из-за страха!
– Бранко, послушай, я с тобой не пойду! – сказал вдруг Юношич другим уже тоном. – Ты сидел около меня, лечил, вернул меня к жизни. Твой языческий Род проклянет тебя, если снова отберешь у меня жизнь, разорвав ее в клочья, едва сшитую из останков.
Бранко молчал. Наконец вздохнул.
– У меня был такой сын, как ты, Юно. Точно такой же глупый. Ладно, даю тебе два дня. Два дня, чтобы ты вывел этого Проклятого в лес. Он должен исчезнуть. Иначе я ударю челом перед Тормасом и… сам знаешь, что случится. Клянусь тебе Стрибогом, что две ночи я как-то да потерплю, прося богов о милости. Два дня, не больше.
Ушел он медленно и тихо, оставив их, раненых и обескровленных.
9
– Не дам! Старыми богами клянусь, Ессой! Не дам дани! Не получите этой коровы! – орал Плонек. – Она последняя в сарае! Кормилица наша!
Пока он орал, заступая ворота Вояну, Микуле и Хамже, жена и дочь его кричали отчаянно, плача и вырывая волосы; стояли, подперев спинами дверь в сарай и пытаясь, чтоб ни один ворог не сумел подойти ближе.
Плонек не шутил: видя, что толпа напирает, что гридни и рабы перепрыгивают через плетень, ударил володаря палицей по лбу. Воян отбил секачом, держа тот горизонтально, обеими руками. Сразу же провернул его вниз и влево, желая зацепить противника по ноге, а Плонек повернул палицу наискосок, собираясь отбить удар.
Но Воян его перехитрил. Отдернул свое оружие и, пройдя над блоком, в прыжке ткнул вперед и вниз, прямо в пах. Потом снова взмахнул деревяшкой и ударил в живот, а потом и в грудь. Раз за разом, словно руки его превратились в железные рычаги.
Плонек охнул, ноги его подогнулись, он тяжело рухнул в грязь, сложившись в поясе. И тогда на него бросился Микула и его смерд, хватая мужика за руки и выворачивая их за спину.
– Я не виноват, – бормотал Воян. – Вече решило, нужно дать… Не обойдемся сеном! Не злись, Плонек.
Хамжа и его люди уже шли – прямо на женок, собственным телом заслонявших вход в старый, покосившийся сарай со стенами, плетенными из лозняка и веток. А когда первый слуга дернул жену Плонека за руку, хозяин зарычал вдруг, словно медведь: забился в руках державших его рабов Хамжи, потом рванулся с такой силой, что те разлетелись в стороны.
Хамжа получил коленом в живот, вскрикнул. Воян – как раз отвернувшийся – кулаком в затылок, так что его бросило на землю. А Плонек метнулся на остальных, принялся их охаживать по головам и плечам, лупить огромными твердыми кулаками, так что толпа распалась, разбежалась.
Прежде чем успели они собраться назад, раздался топот неподкованных конских копыт. По главной улице Дубна летели как на крыльях хунгуры. Впереди – Югун, рядом Тормас, двое рабов в стеганых кафтанах и в кожаных шлемах, за ними – еще несколько в островерхих колпаках, с луками у седла.
Как буря ворвались они на подворье хаты Плонека, раскидывая и топча людей. Югун потянулся к левому боку, выхватил длинную плетеную нагайку и, махнув рукой, ударил со свистом прямо по кучке людей, окружавших бунташного кмета.
Один короткий удар, свист и щелчок – а все разбежались. Рука Югуна описала круг над головой…
На этот раз нагайка пала прямо на Плонека, рванула его, он ударился о стену, досталось и женкам, вскрикнувшим в один голос; жена схватилась за голову, дочка за руку, на которой мигом расцвела набухающая краснотой полоса.
– Что тут происходит?! – рявкнул Тормас. – Что за шум?
– Собираем дань для вас, багадыр! – ответил Воян. – Езжайте, мы сами разберемся!
– У меня, как и у вас, есть глаза. И я хорошо вижу, что он не хочет ничего давать! – ответил хунгур. – Схватите его и держите! Ну!
Не пришлось повторять дважды. Бранко и остальные хунгуры уже спрыгивали с лошадей, бежали к Плонеку, который вдруг перестал дергаться, потому что пред лицом захватчиков его покинула отвага. Те же схватили его за руки, придержали.
– Отчего ты не хочешь отдавать дань? – спросил Тормас с высокого конского седла. – Может, ты мой враг, когда я протягиваю руку за своим?
– Последняя корова, ваша милость… – стонал Плонек. – Мы не переживем без нее зиму, багадыр…
Тормас прищурил раскосые, злые, заплывшие жиром глазки.
– Если не хочешь давать корову, дашь… дочку.
Плонек вскрикнул, но хунгурские невольники были покрепче кметов и их людей. Пригнули его к земле. Зато раскричалась его жена, бросилась к Сулке, схватила дочку в объятия, словно собираясь ее задушить.
– Моя она! – кричала женщина. – Оставьте ее, бесы, псы, шельмы, козловы дети!
– Югун! – кивнул Тормас сыну. – Она твоя. Делай с ней, что пожелаешь, позволяю.
Не было нужды повторять дважды. Тот спрыгнул с коня, словно дикий кот, в два шага оказался подле женок. Не стал играть в вежливость, одним движением ударил жену Плонека по голове рукоятью нагайки, вырвал из ее рук дочку, схватил за косы, поволок за собой в хату.
И вдруг, в один миг, мир взорвался! Безумный рык Плонека, оборванный ударом хунгурского чекана. Вопль жены, которая кинулась с расставленными руками, как мамуна, на хунгура, целясь прямо в глаза.
– Мама-а-а! – завыла дочка. – О, мамочка моя!
Югуна спас Бранко. В последний момент перехватил бабу за пояс, оттянул, грянул кулаком в голову: раз, другой, третий, пнул, когда она вырвалась, плюясь, повалил и прижал коленом, когда рванула она ногтями его лицо. Дергалась, ползла, не прекращая борьбы, пока не пришел ему на помощь еще один хунгур – с реденькой черной бородкой, в меховой шапке, украшенной рогами.
Сын Тормаса тянул упирающуюся Сулку, отворил пинком дверь в хату, втянул девушку внутрь.
– Не так должно было случиться! – запротестовал Воян. – Возьмите, ради всех бесов, эту корову! Я сам дам…
– Молчи! – прошипел ему в ухо Хамжа. – Пусть сделают это. На пищу, на тризну Волосту! Пусть насытят Долей нашей местью! Жди! Жди и молчи! Началось!
Кто-то схватил володаря за левую руку. Кто-то еще – за правую, почти как Плонека.
Югун захлопнул дверь хаты, они слышали доносящийся оттуда крик, писк и плач Сулки. Потом – грохот переворачиваемой посуды. Плонек уже не кричал. Просто хрипел, побитый, прижатый к земле. Жена его плакала. Толпа замолчала. Кметы переглядывались, ворчали, но хунгуры кружили вокруг них на лошадях как волки. А видя растущее неудовольствие, достали сабли, не нагайки.
Ждали.
Наконец Югун закончил. Дверь хаты отворилась. Увидели они в них серую, согбенную Сулку. С распущенными косами, в порванной сорочке, с пустыми, блестящими глазами. Югун толкнул ее, она едва не упала. Он вышел следом: потный и задыхающийся, торжествующий. Схватил девушку за волосы, потянул к ближайшему хунгуру, показал взглядом. Воин схватил ее за руку, дернул, Югун подсадил девушку, перебросил ее через переднюю луку седла. Сам пошел к своему коню.