– Слава богам, – сказал он. – Кого ищите?
– Слава, – рыцарь ударил кулаком по сюркотте с гербом.
Интересно, но герб его был надщерблен – лента обрывалась вдруг, словно не хватило серебристой нити. Ущербок? Знак позора?
– Не тебя, кмет. Хочу говорить с Бернатом!
– Не захочет он разговаривать.
– Что ты крутишь, холоп! – рявкнул новоприбывший. Соскочил с коня, так что звякнули шпоры, бросил поводья товарищу. Тот тоже не был доходягой, хотя и сидел на пестром мерине. Из-под защитной планки простого блестящего шлема с кольчужной бармицей смотрели на Дрогоша умные синие глаза. Борода и волосы его были собраны в косички – белые, словно снега на вершине Короны Гор, но на руке, которой тот держал поводья, темнел браслет невольника.
Боги! Скандинг! Невольник, дикий человек севера?! Это все равно что держать во дворе на охране волка-людоеда. Кто был настолько силен, чтобы взять его живьем в неволю?! При всем уважении, но рыцарь не выглядел победителем столемов.
– С вашего позволения, – сказал Дрогош, – я не ваш слуга, но – свободный. Не приказывайте, но просите.
Рыцарь ударил как тур. Просто схватил Дрогоша под шею, толкнул – да так, что парень ударился спиной в дверь.
– Слушай, кабан, на свинском навозе зачатый! – рявкнул приезжий ему в лицо. – Я, Якса из Дружичей, не прошу, даже когда молюсь. Где володарь?
– Он вас слушать не станет! – выдавил Дрогош.
– Тогда я покорную просьбу мою выпишу ему кнутом по морде!
– Он погиб! – простонал Дрогош.
Бронированная рука затряслась.
– Где он лежит?
– В зале на марах.
Лендич одним движением отбросил Дрогоша, дернул за вторую створку двери и ворвался в усадьбу. Двинулся прямиком к постели, на которой почивал прикрытый шкурами Бернат. На лавках горели светильники, Евна и Ганжа тихо плакали в изголовье.
Якса зашел внутрь, дыша такой яростью, что девицы даже подпрыгнули. Зорян сорвался с лавки, отступил под стену.
Рыцарь же подступил к мертвому, взглянул на его бледно-серое лицо. И вдруг, совершенно неожиданно, ухватил за шкуры, отбросил, раскрывая труп, взглянул на кровавую рану на боку.
– Как это случилось?
– Хунгурская стрела, – пробормотал Дрогош. – Не нарушайте его покоя!
– Стрела?! – рыцарь указал на широкий шрам слева. – А выглядит как рана от корда, копья или кинжала!
Дрогош схватил шкуры и укрыл ими покойника. Руки его тряслись.
– У хунгурских стрел – разные наконечники.
– Да что ты знаешь, холоп! – рявкнул Якса. – Говори, только когда я спрошу, или и сам тут ляжешь. Что он говорил перед смертью?
Дрогош вздрогнул, дочки Берната крикнули, когда рыцарь положил руку на меч.
– Вместе с людьми из око´ла он убил Орхана и весь его аул, – сказал Дрогош. – Перед смертью еще сказал о своей последней воле – и все.
– Говорил, как убили хунгуров?
– Не было времени. Ступайте, господин, не мучайте нас, ради всех богов. Мне что, село созвать? Биться тут с вами?!
И тогда мертвый заговорил. Тихо, не открывая рта. Они явственно слышали шепот, который становился все громче, выходя из тела.
– Морить буду… живых многих… с клинком плясать. Тысячи людей покусать жажду!
В глазах Яксы появился огонек понимания. Он склонился над трупом, а Мила упредила мужа, потому что Дрогош ступил на шаг к рыцарю. Жена успела прихватить Яксу за сюркотту, тянула теперь от ложа, пока тот не выпрямился, горделивый и злой.
– Господин, молю, хватит.
– Вот так дело, – произнес лендич. – Проклятого скрываете?! Несчастные язычники!
– Благородный господин! – с мольбой воскликнула Мила. – Хватит нас мучить! Дай спокойствие этому дому! Оставь нас с нашей бедою!
Рыцарь схватил ее за руку. Некоторое время она билась в его хватке…
– Женку хотите бить?! – крикнула в отчаянье Мила. – Давайте, вы ведь сильнее нас, несчастных. Бейте, кричите, голову отсеките, но я не отступлю! Оставьте нас!
И вдруг Якса пришел в себя. Разжал хватку. Всматривался в лицо жены Дрогоша, словно искал в нем что-то.
Схватил ее руку, склонился, поцеловал.
– Прости, госпожа. Ты права. Мир этому дому. Честь вам!
Они полагали, что он уйдет из зала, ни на кого не глядя, но он остановился на пороге, оглянувшись на Дрогоша.
– Встал бы ты лицом к лицу со мной – или всадил бы свой ножичек мне в спину, по хамскому вашему обычаю?! – рявкнул рыцарь.
Дрогош затрясся. Рука его, что он держал за спиной, опала, открыв клинок тонкого тычкового стилета, который он сжимал в кулаке.
– Король Лендии лишил нас права носить мечи, прежде чем пал на Рябом поле, оттого бьемся мы ножичками. Полагаете, был бы у меня шанс?
– Этот король, кмет, был твоим королем.
– Во всякое равноденствие, когда собирал он дань, вспоминали мы о его власти крепко и с болью. Оставишь ли нас, господин? Пролитая кровь под крышей умершего – дурной знак даже для благородного.
Якса пожал плечами, но вышел из комнаты. Скоро раздался топот копыт.
– Уже все знают, – застонал Дрогош, потому что он постоянно слышал – чувствовал – нарастающее бормотание визгуна. – А если нет, то вот-вот услышат!
– Дай топор, – проворчал Зорян.
– Только не голову! Увидят! Все увидят! – застонал Дрогош снова. – Молю, станут болтать…
Волхв покачал головой, а потом поднял железный гвоздь и отбросил шкуры, которыми был укрыт старик.
– Дай мне, наконец, этот топор!
И когда получил его, то вколотил гвоздь под сердце трупу. Один, два, три быстрых удара по металлу. И наконец… тишина и спокойствие. Заслонил рану повязкой.
Дрогош вытер льняным платком кровь и пот с лица мертвеца. Дело шло к полудню.
– Я зову людей. Время начинать.
4
– Вы все его знали и все его помните, – обратился Дрогош к толпе, собравшейся под усадьбой. – Суровый, но справедливый – однако не станем вспоминать его нрав. Да не станет он пищей для Вели. Принесем его тело в жертву. Положим его на огнище, по старому обычаю. Нынче же будет тризна, пир и хороводы.
Удивленные взгляды. Так быстро?! Без родичей? Без бдения? Без слез и плакальщиц? Дрогош вздохнул и прикрыл глаза.
– Принесем его молитвенной жертвой, и как опекун сына Берната я дам Грому лучшего быка из стада. Жертвую Волосту черного барана, чтобы наш отец пришел целым и невредимым в Навию. Дам Сванту четыре белые овцы, чтобы смотрел тот пристально во все четыре стороны света и давал нам предупреждение пред нашими врагами. Дам Трибогу, трижды благословенному, трех козлят, чтобы он справедливо правил царствами Земли, Неба и Навии. А вам, мои добрые соседи, дам я тризну; пляшите, потому как ушел великий муж. Пойдемте же!
