– Я делал с тобой вещи, достойные описания в сагах, – загремел он. – Я похищал кагана Ширу из лагеря хунгуров. Я рубил сварнов, горделивых, словно дубы, валил кровавых идолов Людей Огня, насиловал боевских девок, спасал короля Гедеона взамен на милость ехать у его левого стремени… Я даже защищал иерарха Старой Гнездицы взамен на почесть поцеловать его в толстые пальцы да за малую запись в книги мастера Контрима. Я притворялся хунгурским евнухом, набожным иноком Ессы и неразумным манкуртом. Но… воровать упыря посреди села?! Вот истинное деяние берсерка! Ты не мог вместо этого трупа захватить какую-нибудь сисястую девицу, господин мой лендич? По крайней мере, я был бы тогда вторым в очереди.
Якса не слушал. Осматривал тело Берната, раздвигал полы шубы, искал чего-то на теле.
И нашел. Набрякший кровью след, железный гвоздь, воткнутый между ребер. Добыл кинжал, подцепил, мучался, морочился и наконец – одним отчаянным движением вырвал окровавленное железо из раны.
– Он все помнит, – указал Якса на тело вещего. – Прежде чем он изменится, он ответит на мои вопросы.
– И это будут те ответы, которых ты ищешь?
– Я должен знать, что случилось в ауле Орхана. Любой ценой. У тебя есть цепь?
– Да, есть.
– Привяжи его к алтарю. Изо всех сил, сколько мочи хватит!
Вигго кинулся как ошпаренный. Якса снял шлем, отбросил на спину кольчужный капюшон, потом встал на колени. Всматривался в восточную стену, в место, где некогда находились разбитые теперь плиты законов.
– Есса, король-дух, – заговорил он, – ты отдал нам свою кровь, чтобы мы могли жить, свободные от греха. Ты вывел на Явь свое Я, объявил свое Сущее, Суть, дав начало миру и создавая зверей, тварей, человека. Помоги нам и поддержи!
Цепь звякнула. Вигго отскочил, ухватился за чекан. Умерший шевельнулся, а может – только вздрогнул.
– Якса Дружич! – раздался хриплый голос, будто из могилы; становился с каждым мигом все сильнее. – Се я. Ждал тебя. Чего ты хочешь?
6
Дрогош ворвался в усадьбу как раненый вепрь. Подбежал к стене, на которой висело копье Берната – длинное, черное, с широким, похожим на лист, наконечником. Потянулся к древку и замер, потому что в зале кто-то был. Кто-то, у кого хватило наглости сесть во главе стола, под деревянными истуканами Грома и Трибога, на месте хозяина. При Бернате такое святотатство стоило десяти «горячих».
Человек, сидевший на шкурах, был толстым бородатым мужем в бурой стеганке, обшитой красной каймой. Широким в плечах, но пузо его чуть ли не лежало на коленях. С бритой башкой. Меховую шапку держал один из слуг.
– И отчего ты не приветствуешь нас именем богов, племянничек? – спросил Преслав из Жданца, – и не ведешь к телу моего брата, твоего дяди? Мы не жалели коней, едва только до нас дошла весть…
– Бернат превратился в вещего визгуна! – выпалил Дрогош. – Погибнем, если не остановим его!
Глаза Преслава сделались как луны. Он вскочил с лавки, так что шапка свалилась на пол, схватился за голову, потом метнулся к Дрогошу. Крутился посреди зала, словно искал кого взглядом.
И наконец нашел.
– Я знал, что так закончится! – прохрипел он. – Вот причина его безумия. Хунгурский ублюдок, которого он пригрел на груди, словно бешеного щенка. Зачем оставил его в живых?!
Указал на Грифина, который, не понимая, какая буря вот-вот грянет, ходил на корточках вокруг очага, делая в глинобитном полу глубокую борозду деревянным игрушечным коньком. При этом шипел и надувал щеки.
Преслав подскочил к нему и – словно обезумев – пнул несчастного в бок. Грифин полетел назад, ударился головой в закопченные камни, издав протяжный писк, а потом расплакался, пополз: в грязной рубахе, как большой ребенок, – прямо к ногам Дрогоша.
– Проклятый сухой помет Чернобога! – гремел Преслав. – Нужно было отдать его лесу, Волост бы решил, жить ли ему – принял бы его или нет! Он никакой не сын Берната и уж наверняка не мой племянник! Принесем его в жертву, а твой брат получит покой.
И тогда в Дрогоше что-то сломалось. Он увидел залитое слезами лицо безумного Грифина, услышал его плач, словно ребенка, который искал помощи отца.
– Бернат сделал меня его пестуном! – крикнул он. – Не обижай сироту!
– Приемыш и ублюдок! – подвел итог Преслав. – Дорвались коты до сметаны. Но не получите жребий!
Дрогош без слова кинулся на дядьку. Ударил головой в грудь, с разбегу, так что Преслав опрокинулся
на стол, свалив глиняные миски и кувшины, но быстро пришел в себя. Раз-другой заехал племяннику кулаком, схватил за вихры, хотел ударить и так уже окровавленной головой о стол, но в тот же миг кто-то огрел его палицей по темечку.
Зорян разделил бьющихся без чар, без заклинания, без призыва на помощь Перуна. Вместо силы Свантевита и молний Грома обошелся он деревянным посохом волхва. Лупил тем так, что свистел воздух, бил, пока эти двое не принялись кричать, призывать на помощь Мокшу, заслоняться руками.
– Стоять, дурачье! – кричал волхв. – Чей жребий – это село решит. К оружию, штурмовать сбор. Вечер уже! Визгун всех поубивает! Что вам от пустого жребия, от вымершей Туры?!
Те пришли в себя – сперва, как ни странно, Преслав, потом Дрогош.
– К сбору! – кричал волхв. – Кличьте громаду, призывайте слуг! Сожгите визгуна – или горе нам!
– А я, – простонал Преслав, – подожду. Здесь. Пока братья съедутся и решат…
– А ты, – Дрогош дернул за руку плачущего Грифина, – пойдешь с нами! Не оставлю тебя с ним одного.
7
Визгун бился на алтаре. Если бы не ржавые цепи, уже встал бы или, по крайней мере, подпрыгнул на несколько стоп вверх. Якса вскинул голову, потому что сила упыря была необычной: железные звенья пут дрогнули, на миг размазались в воздухе, показывая, с какой силой тот напирал на оковы.
– Я – Есса, владыка звезд, света и земли, король-дух, – проговорил рыцарь. – Я отдал вам кровь, посему пробили меня копьем, дабы вылить ее до последней капли. Я поднял руку, чтобы защищать избранных, посему отсекли мне ее, дабы вознести ее во имя великого Праотца.
– Якса! – загудел пронизывающий голос: как свист, как визг; только теперь лендич понял, отчего вещего зовут визгуном. – Я есмь тот, который бы-ы-ыл. Чего хочешь, прежде чем поклони-и-ишься мне?
– Хочу знать, что случилось в ауле Орхана. Ты должен еще это помнить! Кто-то выжил, сбежал? Всех вы не сумели бы убить!
– Я не есмь Бернат. Это только оболочка, – голос перешел в свист, Якса почувствовал, как слабеет. – Освободи меня, и скажу тебе все-е-е.
– Сперва скажи. И тогда освобожу тебя от дальнейших страданий.
– Слишком поздно, человече. Ночь идет.
– Есть еще немного времени. И я успею снова воткнуть в тебя железный гвоздь, бросить тело на костер. Говори…
