Что дальше?
Подняв взгляд, мужчина вскинул ружье и попятился, целясь в кого-то у меня за спиной. Он снова что-то крикнул, но его слова затерялись в темноте.
Оглянувшись, я увидела, что папа приближается ко мне.
– Папа, не надо!
На меня папа не смотрел. Все его внимание было приковано к незнакомцу. Губы поджаты в бешенстве. И я поняла, что папа ни за что на свете не допустит, чтобы со мной снова случилась беда.
– Папа, пожалуйста, не надо, он тебя убьет и…
Вспышка. Я ощутила выстрел ухом – плотный удар звуковой волны. У папы округлились глаза, он остановился и уронил руки. Я лихорадочно перевела взгляд с него на маму, на Гленна и Джуда, стоявших дальше, у «Ленд-ровера». Все они вздрогнули и тотчас же снова застыли. Никто не упал. Никто не зажал рану, не согнулся пополам, истекая кровью. Мужчина выстрелил в воздух, однако тем самым он подчеркнул серьезность своих намерений.
Папа находился всего в паре метров от меня, он бросился ко мне и, обняв, встал.
Я оглянулась на незнакомца. Из дула ружья кружилась струйка дыма, мужчина возбудился еще больше. Он снова крикнул, и на этот раз я разобрала слова по его губам.
– Ключи! Живо!
– Не смейте трогать моих родителей! – воскликнула я. – Мы такие же, как вы!
Мужчина посмотрел мне в лицо.
– Заткнись, сучка!
Это ударило меня сильнее, чем выстрел, сильнее, чем страх моих родителей за меня. Возможно, он все-таки не такой, как мы. Возможно, он готов убить, только ради машины.
– Папа, отдай ему ключи, – сказала я, не отрывая взгляда от незнакомца с ружьем.
Тот, похоже, взял себя в руки. Его больше не трясло. Он был полон решимости. Он снова направил ружье на нас с Отисом.
– Папа! – повторила я.
Папа шагнул вперед, отстраняя меня за спину. Отис что есть силы потянул за поводок, жаждая освободиться и наброситься на этого человека, угрожающего его семье, его стае. Присев на корточки, я обеими руками схватила его за голову.
Я оглянулась на остальных. Мама отпихнула Гленна к «Ленд-роверу», и он теперь сажал в машину Джуда. Увидев у брата на лице слезы, я прониклась к незнакомцу ненавистью, лютой ненавистью, мать его!
«Если я спущу Отиса…»
Папа стоял передо мной, заслоняя собой, и я видела, что он бросил что-то незнакомцу. Тот поймал ключи, мельком взглянул на них и убрал в карман. После чего, не отрывая взгляда от меня, собаки и папы, окликнул кого-то через плечо.
У стоявшей позади него машины открылись двери. Из нее вышли женщина и два маленьких ребенка, женщина прижимала к груди укутанного в одеяло младенца.
Мимо нас проезжали машины. «Неужели никто не поможет? – подумала я. – Неужели никому нет дела?» Быть может, кто-то увидит, что́ здесь происходит, вильнет влево и собьет этого мерзавца. Но я не хотела, чтобы кого-либо убили. Ни кого-то из тех, кого я люблю, ни даже этого подонка, считающего, что он защищает своих близких.
Семья сгрудилась вокруг него, и он опустил ружье, несколько расслабившись. Я тоже расслабилась.
Поводок Отиса выскользнул у меня из руки.
– Нет! – попыталась было крикнуть я, но от страха у меня сперло дыхание.
Собака промчалась мимо папы и набросилась на незнакомца. Тот снова вскинул ружье, но было уже слишком поздно: ствол был длинный, а собака находилась уже совсем рядом, она напрыгнула на него, царапая когтями, впиваясь клыками, комок шерсти и ярости. Мужчина попытался отступить назад, но споткнулся.
Падая, он выстрелил.
Папа рухнул на землю, и я, вскрикнув, поползла к нему, обхватила его, стараясь оттащить назад. Посмотрев на меня, папа уселся на земле и крепко меня обнял. Отстранившись на мгновение, он показал сложенные колечком большой и указательный пальцы: «Все в порядке». После чего у него вытянулось лицо.
Отис стоял над распростертым незнакомцем, вцепившись клыками ему в руку.
– Отис! – крикнула я. – Фу! Фу, Отис! Отис!
Собака попятилась, обежала вокруг поверженного мужчины и неспешной трусцой вернулась ко мне, высоко подняв хвост.
Мягко отстранив меня, папа поднялся на ноги, я тоже встала и оглянулась, чтобы увидеть тот ужас, который увидел он.
Женщина лежала на земле рядом с «Маздой». Дети прижимались к ней, и моя мама уже спешила на помощь. Я устыдилась волны облегчения, накатившейся, когда я увидела, что на земле лежит не один из наших. Но в то же время я подумала: «Сам виноват».
Мужчина с трудом поднялся на ноги, не отрывая взгляда от жены и детей. Он подобрал с земли ружье.
– Папа! – окликнула я.
Но папа тоже подошел к «Мазде» и мягко отстранил детей, чтобы мама смогла присесть на корточки рядом с раненой женщиной и забрать у нее младенца.
– Папа! – снова окликнула я.
Когда он наконец обернулся, мужчина уже переломил ружье и достал из кармана еще два патрона.
Я увидела, как папа что-то крикнул ему. Схватив поводок, я снова намотала его на руку, уже крепче. Ужас постепенно переходил в кошмар.
Выбравшись из «Мазды», Линна посмотрела на распростертую на асфальте женщину и опустилась на корточки рядом с ней.
Нога у женщины была неестественно согнута, и я с завороженным злорадством смотрела на ее изуродованную щиколотку и ступню. Струящаяся кровь в свете фар казалась черной. Мимо проезжали машины. «Нужно вызвать полицию и «Скорую помощь», – подумала я, однако у незнакомца на уме были другие мысли.
Подойдя к своей семье, он снова вскинул ружье. Дети попятились от него, но он прикрикнул на них, и они поспешно забрались назад в «Мазду». Линна попыталась было что-то ему сказать, но он отстранил ее, схватил свою жену под руку и поднял резким рывком. Та вскрикнула. Лицо у нее было ужасным, и я почувствовала запах крови. Похожий на запах воздуха после грозы.
Запихнув жену вперед, мужчина протянул руку за младенцем. Мама передала младенца ему, и он нежно положил его жене на колени.
– Но ведь в машине остались наши вещи, – сказала я.
Но папа, обернувшись, лишь покачал головой.
Отис снова зарычал.
Мужчина обошел вокруг машины, запирая двери, по-прежнему держа ружье направленным в нашу сторону. Мимо по дороге проехал грузовик, гудя клаксоном. Его фары выхватили бледное, мокрое от пота лицо незнакомца. Вид у него был потерянный.
Грузовик не остановился.
– Отвезите жену в больницу! – крикнула я.
Мужчина даже не посмотрел в мою сторону.
Мы проводили взглядом, как наша машина отъехала. Родители прижимали к себе меня и Линну. Отис тыкался мордой им в руки, также желая стать членом нашей тесной группы. Мне захотелось расплакаться.
