– Проверьте, что вы пристегнулись к креслу, – шепчет мне в ухо техник. – Визуальный осмотр. Защитные контуры не нарушены?
Рамона включает фонарь-налобник и направляет его на металлические панели у себя под ногами. Бледный свет выхватывает неевклидову схему вытесняющего Вульпис-массива, нанесенного на палубу сварочной горелкой.
– Есть. Контур чистый и цельный. Как его запитать?
– Об этом мы позаботились.
Ну отлично: похоже, они собираются опустить Рамону внутрь поля вокруг ДЖЕННИФЕР МОРГ – поля, которое убивает электронику и, возможно, все живое, – только с одним защитным контуром, которому для активации требуется кровь.
– Внутри «Аристократическая бледность»™ Номер Три®, а в камере «четыре» наготове жертва. Эксангвинация должна начаться через две минуты.
– Ага, ладно. – Рамона смотрит на компас, пытаясь подавить приступ гнева такой силы, что я чуть не зеваю. – Чем жертва заслужила эту звездную роль?
– Понятия не имею: плохой годовой отчет по продажам или еще что-то. Таких, как она, у нас бесконечный запас. – Техник на некоторое время уходит по приказу Биллингтона, а затем кивает и снова появляется в поле зрения. – Так. Вы сейчас увидите, как контур засветится. Если он останется темным, немедленно сообщите мне.
Рамона смотрит вниз. Над рунами на платформе порхают призрачные красные искорки.
– Светится.
– Хорошо.
Где-то рядом, неприятно близко к моему сознанию, ее демон тревожно извивается во сне, по нам обоим пробегает сладострастная дрожь – он чует близость смерти. У меня бегут мурашки по коже в паху, я чувствую, как набухают соски Рамоны. Она вздрагивает.
– Что это?
Теперь надо мной склоняется Биллингтон.
– Вы на расстоянии двадцати метров над краем заградительного поля в центре контагиозной сети и защитного контура. Если я не ошибся в своем анализе, поле примет жертву, а вас пропустит. Фатумная запутанность с Бобом собьет с толку датчик дистанции, так что вы должны выжить. Сейчас рекомендую открыть перископ: с этого момента вы действуете самостоятельно – пока не сбросите балласт.
Он ловко отступает на шаг, и контур на полу вокруг моего кресла загорается так ярко, что отсветы пляшут на потолке, а я вдруг на миг возвращаюсь в собственную голову.
– Эй!.. – начинаю говорить я, и тут…
Все.
Становится.
Сложно.
Я Рамона: я склоняюсь над узким стеклянным ящичком в центре консоли, смотрю на бурое поле ила, орудую рычагами управления и подвожу платформу и захват ближе к цилиндрическому холмику посреди плоской равнины. Я в своей стихии, мокрой и скользкой, и совершенно не чувствую тысяч тонн воды, которые давят на меня сверху.
Я Боб: безучастно лежу тряпкой в стоматологическом кресле в центре пентакля, в глаза мне бьет свет, в левой руке у меня катетер, через который капает физраствор, – они меня чем-то накачали, я тут пассажир, а не водитель.
И я кто-то другой: напуганный до смерти, привязанный к каталке так, что не могу пошевелиться, а вокруг темные фигуры в балахонах нараспев произносят странные слова, а я бы закричал, если бы мог, но у меня что-то не так с горлом, почему меня никто не спасает? Где полиция? Этого не может быть! Или это какое-то дурацкое посвящение в сестринство? У одной из сестер большой нож. Что она делает? Когда я отсюда выберусь…
Я смотрю на илистое дно под платформой. Поворачиваю перископ и осматриваю десять захватных рук: вроде бы с ними все в порядке, хотя наверняка не скажешь, пока я не запущу гидроцилиндры. Руки отбрасывают на дно длинные тени. Между ними что-то белеет: какие-то кости. Чьи-то кости.
На сером фоне вспыхивают серебристые проблески, будто паутина, сплетенная существом размером с кита. Из ила поднимаются конусы с черными дырами наверху, словно жерла потухших вулканов. Там спят стражи. Я чувствую их сны, потревоженные мысли, ожидание. Но я могу заверить их: «Я не та, кого вы ждете». За ними снова равнина. Ощущение холодного огня по коже, когда я проплываю через невидимый барьер, оставшийся с войны, которая закончилась еще до рождения человечества…
Она беззвучно кричит, и ужас взрывается у меня в голове, когда нож перерезает ей горло, а кровь ритмично хлещет, течет…
Демон у меня в голове проснулся, заметил…
Кровь исчезает, пропадает в огненной стене на дне океана…
И вот мы внутри заколдованного круга вокруг ДЖЕННИФЕР МОРГ.
Спустя целую вечность ко мне подходит Макмюррей и откашливается.
– Говард, ты меня слышишь?
Я бурчу что-то вроде: «Оставьте меня в покое». Голова у меня раскалывается, а язык сухой, как пустыня.
– Ты меня слышишь? – терпеливо повторяет он.
– Мне. Хреново. – Я думаю с минуту, за которую мне удается приоткрыть глаза. – Воды?
Чего-то не хватает, но я не могу понять чего.
Макмюррей отворачивается и подпускает ко мне медика с бумажным стаканчиком. Я пытаюсь пить, но я очень ослаб. С трудом набираю воды в рот, потом глотаю: половина содержимого стаканчика стекает у меня по подбородку.
– Еще. – Пока медик возится, я снова открываю рот. – Что случилось?
– Цель достигнута, – самодовольно говорит Макмюррей. – Рамона возвращается с добычей.
– Но ведь…
Замолкаю, ищу у себя в голове след Рамоны.
– Вы снова поставили блок.
– А почему нет?
Он отступает, чтобы медик – или кто он там – дал мне второй стакан воды. На этот раз у меня получается поднять руку и взять его, ничего не разлив.
– Поднимать ее мы будем еще часов двенадцать, и я не хочу, чтобы ваше запутывание прогрессировало, пока это происходит.
Я смотрю в его бледно-голубые глаза и думаю: «Попался, ублюдок. И ведь ты предаешь Биллингтона, который считает, что ты его верный пес». Мне все ясно.
– И вы поднимаете… объект? – уточняю я.
Потому что тогда-то я и отключился – как только мы вошли в зону смертоносного заклятья (или проклятья, или силового поля, как ни назови) вокруг хтонианской боевой машины на дне. Как раз когда Рамона увидела в перископе то, что искала, и открыла мой рот, чтобы заявить: «Вижу цель. Дайте мне еще три метра и ждите сигнала».
– Да, она везет объект.
– Когда… когда вы нас расцепите?
– Когда Рамона вернется и пройдет декомпрессию – то есть завтра. Нужно ее физическое присутствие. – Он вдруг мрачнеет. – Так что до тех пор возвращайся в свою комнату.
– Уф.
Я пытаюсь сесть и чуть не падаю с кресла. Макмюррей кладет руку мне на плечо, чтобы поддержать. Я оглядываюсь по сторонам, хотя в глазах все еще плывет. На другом конце комнаты Биллингтон о чем-то говорит с женой и корабельными офицерами. Я здесь один – с медиком и Макмюрреем. У меня сводит живот от холодного страха.
