– Черт-черт-черт…
Мы едва успели отойти от «Мабузе» на расстояние корпуса, но оказались с противоположной стороны от зарядов. Наверное, это нас и спасло: основная волна пошла в противоположном направлении. Фрегат кренится почти на шестьдесят градусов, под ватерлинией у него пробоина – она поднялась так высоко, что я вижу ее в зеркале заднего вида. В такую, наверное, войдет сотня тонн воды за секунду. Иоанна открыла переборки под ватерлинией, и взрывная волна переломила киль – будто мало было разорванного корпуса. Кажется, о деньгах Биллингтон уже не думает: когда он станет Планетарным Правителем, у него будет столько яхт, сколько он захочет. А вот я думаю, что в двух сотнях метров от меня сейчас разваливается конструкция размером с десятиэтажный дом. Это, конечно, перебор, чтобы закрыть рот лишним свидетелям и наверняка отключить гейс-генератор, но, если у него все получится, жаловаться будут только ребята из «Lloyds».
Корабельные надстройки висят в небе, как мираж, под углом в почти девяносто градусов. Сорванные шлюпки и контейнеры скользят по палубе и падают в море. Медленно и величественно фрегат снова начинает выравниваться – боевое судно не так просто перевернуть, – и я готовлюсь к неизбежной волне, которую поднимет, уходя на дно, тысячетонный корабль.
Я вжимаю в пол педаль газа, чтобы хоть чуть-чуть увеличить дистанцию, и в этот момент двигатель, разумеется, глохнет. Приборная доска стыдливо пищит. Давлю пальцем на кнопку зажигания, но ничего не происходит, и тут я замечаю, что теперь красный индикатор не мигает, а горит ровно. Рядом расположен небольшой ЖК-дисплей для системных сообщений, и я не могу поверить своим глазам, читая: «ИСТЕК СРОК ИСПОЛЬЗОВАНИЯ БЕЗ ТЕХОСМОТРА. ДЛЯ ПЕРЕЗАПУСКА ДВИГАТЕЛЯ ОБРАТИТЕСЬ К ПРОИЗВОДИТЕЛЮ».
У меня за спиной тонет фрегат, а впереди набирает скорость «Эксплорер». Я начинаю грязно ругаться – и не в обычном чертисранодерьмовом духе, а по-настоящему грязно. Рамона вцепляется в мою левую руку.
– Этого просто не может быть! – говорит она, и я чувствую, как ее охватывает отчаяние.
– Не может. Держись.
Я сбрасываю крышечку с рычага переключения передач и жму на кнопку. И машина катапультируется.
Машина. Катапультируется. Этим двум словам не место в одном предложении – во всяком случае, если это предложение не ближе двух кварталов к дурдому. На самом деле эжекторные сиденья не встраивают в машины просто так. Такое сиденье – это, по сути, кресло, под которым заложена бомба: ты тянешь черную рукоять в желтую полоску, прощаешься с самолетом и приветствуешь полтора месяца на вытяжке в больнице – если повезет. Статистика выживания такая, что русская рулетка безопасной покажется. Самые последние модели улучшают тренд: в них встроены компьютеры и гироскопы, ракетные двигатели для стабилизации и управляемого полета, не удивлюсь, если в них вделали подстаканники и зажигалки. Но суть в том, что, когда ты тянешь эту ручку, Эллис уже покинул кабину, выжав пятнадцать Же и опустив хвост на пятнадцать градусов.
Система катапультирования, которую Пинки и Брейн прикрутили к двигательному блоку этой машины, – не совсем та, которую можно найти на истребителе пятого поколения. Она ближе к безумному устройству, которое используют, чтобы катапультироваться из движущегося вертолета. Вертолеты не просто так называют «вертушками». Чтобы винт не нарубил салями по весу пилота, нужно сперва избавиться от лопастей. Сначала во втулку несущего винта устанавливали пироболты, но по вполне понятным причинам это решение не встретило одобрения у пилотов. И пришлось пораскинуть мозгами.
Базовая вертолетная система представляет собой безоткатную противотанковую ракетную установку, направленную строго вверх и прикрученную к креслу пилота. В ней находится ракета, привязанная к креслу стальным тросом. Ракета взлетает, трос путается в лопастях винта, и только потом кресло выдергивает из вертолета, который к тому моменту летает уже чуть хуже рояля.
Для меня это означает следующее.
Я слышу очень громкий звук, похожий на кошачий чих – только если кошка размером с большого сфинкса в Гизе и сейчас нюхнула три тонны табака. Через четверть секунды раздается грохот, почти такой же громкий, как взрыв зарядов на «Мабузе», и мне на колени присаживается слониха. В глазах темнеет, в шее что-то щелкает, и я пытаюсь моргнуть. В следующую секунду слониха встает и уходит. Когда я снова могу видеть и дышать, картина за лобовым стеклом изменилась: горизонт не там, где следует: он вертится где-то под нами, как поломанный аттракцион в луна-парке. У меня екает в животе («Мама, смотри! Антигравитация!»), и я слышу тихий стон с пассажирского сиденья. Затем нас встряхивает, и детеныш гиппопотама принимает меня за лежанку, но потом бросает – это открылся парашют.
И теперь пора ждать травм.
В большинстве случаев, когда люди катапультируются, у них есть на то серьезная причина (например, они вот-вот влетят в сокрытое облаками препятствие), и уже не так важно, где именно приземлится сиденье с пилотом. Правда и то, что если катапультируешься над водой, то и сядешь, скорее всего, на воду, потому что открытой воды намного больше, чем кораблей, китов и тропических островов с кокосовыми пальмами и обходительными аборигенками.
Но у нас тут не обычный сценарий. У меня в багажнике гейс-генератор Биллингтона, на пассажирском сиденье роскошная женщина-убийца с налитыми кровью глазами и автоматом в руках, а в ближайшем будущем – свидание с водкой-мартини. Как только я приземлюсь живым. Поэтому, пока мы болтаемся под прямоугольным управляемым парашютом (управляющие стропы которого – прямо над люком в крыше смарта), я понимаю, что мы идем на посадку строго на переднюю палубу «Эксплорера». И если не повезет, врежемся в стыковочную вышку.
– Умеешь управлять парашютом? – спрашиваю я.
– Да… – Рамона отстегивает ремень безопасности и открывает люк. – Эй! Помоги мне!
Мы отталкиваем люк, и она встает, хватается за рукоятки на конце строп и делает нечто такое, от чего у меня слезятся глаза и желчь подкатывает к горлу.
– Ну давай, детка, – бормочет Рамона, выпуская воздух с одной стороны парашюта, чтобы обойти стыковочную вышку. – У тебя все получится!
Нас мотает, как грузило пьяного геодезиста. Я смотрю вниз, чтобы найти какую-то точку отсчета и успокоить желудок: рядом с «Эксплорером» покачивается небольшой катер – отсюда он кажется очень похожим на тот, в который садилась Мо. «Быть не может», – думаю я, а затем поспешно глушу эту мысль. Рядом с Рамоной лучше таких вещей не замечать.
Мы заворачиваем, и нам навстречу быстро мчится палуба.
– Держись! – кричит Рамона и хватается за меня.
Раздается долгий металлический скрип и хруст, слониха в последний раз присаживается мне на колени, а потом мы садимся на палубу. Я ее толком не вижу – вокруг падает несколько десятков метров парашюта, – но перед самым приземлением я успел бросить взгляд и увидеть, что особого гостеприимства нам ждать не стоит. Что-то (в виде нескольких десятков черных беретов, которые побежали к нам с оружием в руках) подсказывает мне, что Биллингтон не слишком рад визиту вежливости со стороны членов местного клуба парашютного спорта.
