– Тогда один взболтать, другой смешать. Без льда. И полегче с вермутом, – подмигиваю я.
Возвращаюсь в свой угол, но задерживаюсь в проходе. Мо откинулась на спинку дивана таким знакомым движением, что на минуту у меня перехватило дыхание, и я останавливаюсь, чтобы запомнить эту картину на случай, если вижу ее в последний раз. А потом снова заставляю себя шевелить ногами.
– Через минуту будут, – говорю я, опускаясь на диван рядом с ней.
– Хорошо. – Мо смотрит в окна, выходящие на берег моря. – Ты знаешь, что Черная комната хотела наложить лапу на ДЖЕННИФЕР МОРГ. Поэтому туда попал Макмюррей.
– Да.
Она серьезно считает, что я хочу поговорить о деле?
– Мы не могли этого допустить. Но нам повезло, когда Биллингтон… ну, он изначально был не в самом здравом уме, и, когда он решил устроить ловушку на Героя, все стало намного проще.
– Проще?!
Хорошо, что у меня в руке нет бокала с коктейлем – пролил бы.
– Именно, – кивает Мо. – Представь, что было бы, если бы Биллингтон просто пошел в Черную комнату и сказал: «Десять миллиардов, и артефакт ваш», а запасной план держал при себе. Но нет, он решил, что сам должен сыграть в главной роли, и, разумеется, уже соответствовал архетипу миллиардера с манией величия, поэтому сделал самое очевидное: использовал наличные активы. Ловушка на Героя – гейс, которым он защитил свою яхту, – требовала героя, который бы ее активировал. Биллингтон считал, что структура сюжета детерминирована: герой попадает в руки злодея, злодей вещает – и в этот момент он собирался уничтожить ловушку, нейтрализовать героя, который на этом этапе становится простым госслужащим, потерявшим резонанс с архетипом Бонда, и довести дело до конца.
– Вот только…
– Ты же знаешь альтернативный сюжет?
Она косится на мою книгу – биографию молодого повесы, который стал офицером разведки, потом журналистом, а потом – автором шпионских детективов.
– Что? – качаю головой. – Я думал…
– Да, все так стройно, что можно нарисовать схему. Но сюжет не детерминирован, Боб. Бондиана предлагает разные способы привести историю к логическому завершению, в котором мистер Секретный Агент и его Девушка обнимаются в спасательной шлюпке, или шикарном номере для новобрачных, или еще где-то. И разные образы злодея. Биллингтон не слишком внимательно изучил вопрос: он предположил, что на удочку попадется архетип Героя собственной персоной.
– Но! – Я щелкаю пальцами и пытаюсь собрать мысли в кучку. – Ты. Я. Он получил меня, но я же был ненастоящий Бонд, верно? Я был приманкой.
– Так бывает, – кивает Мо. – Если любовный интерес героя оказывается в плену на яхте злодея, тогда за ней приходит герой. Или за ним. Идея (кажется, это придумал Энглтон) заключалась в том, чтобы использовать Хорошую Девушку Бонда в качестве приманки, нарядив ее в смокинг и выдав кобуру с пистолетом. А потом придумать, как использовать Черную комнату, чтобы одурачить Биллингтона.
– Рамона. Она знала, что я думаю, что это я главный агент, поэтому, естественно, заключила, что я и есть главный агент.
– Верно. И это помогло нам установить утечку в собственной сети, потому что как иначе Биллингтон так быстро о тебе узнал? И это оказался Джек. Последний из гнусных выпускников частной школы, которого отослали туда, где от него не будет вреда… И он приноровился продавать разведданные на сторону, как он думал, другому разочарованному аутсайдеру.
– Ух.
Я вдруг вспоминаю электродинамическую установку, которую Гриффин соорудил на конспиративной квартире, и гадаю, что еще он мог перехватывать с ее помощью, сидя посреди Карибского бассейна без всякого наблюдения сверху.
Мо замолкает. Я понимаю, что она чего-то ждет. У меня язык присох к нёбу: есть вопросы, которые хочется задать, но лучше не спрашивать, если не уверен, что готов услышать ответ.
– И тебе понравилось… быть Бондом? – выдавливаю я из себя наконец.
– Мне? – приподнимает бровь Мо. – Черт. А тебе?
– Но я же не был…
– Но ты думал, что ты Бонд.
– Нет! – В самом этом вопросе больше смысла, чем мне хочется понимать. – Я ненавижу высшее общество, не курю, не люблю, когда меня бьют, связывают или пытают, не люблю драться, а ловелас из меня никакой. – Я сглатываю. – А ты?
– Ну… – задумчиво тянет она. – Ловелас из меня тоже никакой. – Ее щека вздрагивает. – В этом дело, Боб? Ты вообразил, что я тебе изменяю?
– Я не… – откашливаюсь. – Я не очень понимал, что к чему.
– Нам нужно об этом поговорить. Честно и прямо. Да?
Киваю. Что я еще могу сделать?
– Я ни с кем в постель не прыгнула, – поспешно говорит она. – Тебе от этого легче?
Нет, не легче. Теперь я чувствую себя сволочью, потому что спросил. С трудом киваю.
– Вот и отлично. – Мо складывает руки на груди, постукивая пальцами по предплечьям. – Куда запропастились наши коктейли?
– Я заказал водку-мартини. Кажется, она не торопится.
Быстро, нужно сменить тему. Я очень не хочу, чтобы мы сейчас провалились в неуклюжее молчание, которое неизбежно приводит к многословной неспособности понять друг друга.
– А как ты смогла замаскироваться под Эйлин? Даже я сначала поверил.
– Ну, это легко, – с облегчением отвечает Мо и улыбается так, что у меня начинает быстрее биться сердце. – Ты знал, что Брейн увлекается косметологией? Говорит, что среди его лучших друзей есть дрэг-квин. У нас было достаточно данных внешнего наблюдения, чтобы знать, как выглядит Эйлин, так что я вызвала Брейна на «Йорк», чтобы он меня загримировал перед штурмом. Парик, подходящая одежда, латексная краска для тела, чары второго класса – родная дочь бы не отличила. Под конец мы использовали «Аристократическую бледность»™. Она, конечно, с жучком, но мы сделали так, чтобы я ничего не увидела, пока не окажусь на борту корабля. А потом я просто пошла в центр управления по карте, которую мы взяли в папке Энглтона…
Я поднимаю руку.
– Погоди.
– Что? – удивленно смотрит на меня Мо.
– Скрипка у тебя с собой? – шепчу я, пригибаясь.
– Нет, а что?..
Вот дерьмо.
– Нам коктейли не несут.
– И?
– А этот сюжет изложен в документе, который называется ЧАС ЗОЛОТОЙ ГЛАЗ, так сказал Энглтон, а Прогностический отдел говорит, что я нужен здесь, и…
– И?
Я опускаюсь на колени и вытаскиваю мобильник, перевожу его в беззвучный режим и включаю камеру. Осторожно выставляю его из-за дивана, потом забираю и рассматриваю бар. Никого. Тихонько ругаюсь и жму на иконку тавматургического блокнота. Затем переворачиваю стакан над столом и поспешно черчу контур пальцами в остатках пива. Я отчаянно жалею, что так быстро все выпил, – остались считанные капли.
