Хотя сейчас дети Эмили выросли, затаенное горе, чувство покинутости, ощущение, будто их предали, всплывают каждый раз при каждой новой утрате. Однако выросшие дети предпочитают отмахиваться от этих чувств, поскольку именно этому их учили в детстве. Правда, одна из племянниц попробовала обратиться к своему прошлому, когда умерла ее мать.
— Почему вы так поступали? — спросила она у тети.
— Мы просто не хотели, чтобы вы, дети, поднимали шум, — ответила та.
Разобравшись, как развивались в ее случае стратегии горевания, племянница Эмили объяснила нам: «Я своих детей готовлю. Я целую их на прощание и напоминаю, что через несколько часов вернусь. Они могут немного попереживать, когда я ухожу, но не чувствуют себя брошенными и потерянными, как это было у меня».
«Снова похоронная процессия» — рассказ Дайан
С самого раннего возраста, пока мама с папой были на работе, я оставалась с бабушкой. Когда мне исполнилось пять лет, мы с родителями и моей старшей сестрой переехали из Хот-Спрингса, штат Арканзас, в Хьюстон, штат Техас, а бабушка осталась в Арканзасе. Хотя мы часто навещали ее, каждый раз перед тем, как мы отправлялись в долгий обратный путь до Хьюстона, повторялось одно и то же.
Мама и сестра говорили бабушке «до свидания» еще в доме, а затем торопливо выходили к машине. Они давали мне и бабушке время попрощаться наедине и дать волю эмоциям. В этот краткий промежуток я цеплялась за каждую миллисекунду: впитывала аромат свежевыпеченного пирога на кефире, капание крана на кухне, выгоревшие цветы на обоях и крепкие объятия бабушки, когда она с любовью прижимала меня к себе.
Тем временем мама терпеливо ждала меня за рулем машины, а сестра, взгромоздившись на две толстые подушки, барабанила накрашенными ноготками по заднему стеклу. Через несколько минут мама заводила мотор, и это был сигнал для меня: пора выходить. Мы с бабушкой, рыдая, распахивали скрипучую дверь и в обнимку появлялись на пороге, а сестра громко говорила: «О боже! Снова похоронная процессия».
Я садилась на переднее сиденье и спешила опустить стекло, чтобы оно не стояло между мной и бабушкой. Автомобиль трогался, и я посылала ей последний воздушный поцелуй. Бабушка промокала слезы красивым вышитым фартуком, и казалось, что у нее разрывается сердце. Однако она прикладывала морщинистую руку ко рту, чтобы послать мне поцелуй в ответ. Я вытягивала шею, стараясь как можно дольше не терять обожаемую бабушку из виду. Но вот между нами вставали дома, а у меня перед глазами все плыло от слез. Бабушки снова не было видно. «Милая, не плачь, — просила мама. — Ты разболеешься, если будешь плакать».
Я была так мала, и при этом мне нельзя было дать волю чувствам, но так обходятся с большинством детей. Однако мой мозг воспринял мамины предостережения еще более серьезно. Мой дед умер от неизвестного заболевания, поэтому я выстроила для себя такую логическую цепочку: Если я буду плакать, я заболею, а если я заболею, то умру. Плакать = заболеть = умереть. Слезы стали вопросом жизни и смерти, и единственным способом остаться в живых было удерживаться от слез несмотря ни на что.
Прошло около тридцати лет, мои родители умерли, и я чувствовала себя так, будто мое сердце тонет в слезах. Я перебирала свои ранние утраты и то, как я с ними справлялась. Я изучила проблему слез, то, как плач влияет на иммунитет, и другие способы переживать горе. С одной стороны, я знаю, что мама хотела поддержать мое здоровье, и я ее всегда буду за это любить. С другой стороны, я узнала больше, чем было известно ей. Я выяснила, что подавлять горе не полезно для здоровья, что слезы на самом деле выводят из тела токсины. Теперь у меня есть несколько вариантов осознанной реакции на расставание вместо одной неосознанной.
«Я горевала всю свою жизнь»
Семнадцатилетняя юная женщина родила ребенка в приюте для незамужних матерей-одиночек. Новорожденную нарекли «Малышка». Так было принято поступать с незаконнорожденными детьми в то время, 28 июня 1922 года, в Форт-Уэрте, штат Техас.
Прошло три дня, и за Малышкой приехали приемные родители, им было по двадцать лет. Крошка с длинными темными волосами и носом-пуговкой наконец обрела любящую мать, прекрасный дом и имя — Леона.
«Помню, жизнь была такой чудесной, — рассказывала Леона, возвращаясь мыслями к первым годам. — Но потом моя мама заболела, ей нужно было сделать операцию. Во время операции она умерла. К трем годам я стала сиротой дважды. Но мы это никогда не обсуждали, — со вздохом продолжала Леона. — Я просто горевала, горевала одна. Это было ужасно. Каждый раз я переживала горе как новое: когда пошла в школу, когда окончила школу, когда вышла замуж, каждый раз, когда рожала собственных детей, и когда я стала бабушкой. Я часто плакала вечерами, пока не засыпала, без повода, и не только в годовщины смерти. Теперь я понимаю, что горевала каждый день своей жизни».
Как показывает история Леоны, подавленное горе может возвращаться снова и снова, и не только в период траура. Любое переживание может вернуть человека к первоначальной боли.
Знакомство с понятием смерти
Обычно дети впервые сталкиваются со смертью еще до того, как им исполнится два года. В прежние времена людей не старались от этого уберечь; смерть была естественной и неоднозначной частью их жизни. В наше время культура больше ориентирована на молодежь и тема смерти стала запретной, а основным источником информации теперь является телевидение. К сожалению, сцены насилия, которые там можно увидеть, не учат нас ничему здоровому в отношении смерти. Кончину и горе тех, кто оплакивает ушедших, изображают ненатурально.
Первый личный опыт ребенка, связанный со смертью, обычно оказывается самым ярким и окрашивает отношение к этому понятию на протяжении всей жизни. Для многих это момент, когда они находят во дворе мертвую птицу или насекомое. Возможно, умирает любимый питомец или член семьи. Иные впервые сталкиваются со смертью, глядя на то, как горюет дедушка или бабушка. Горе настолько сильное чувство, что может безмолвно передаваться от поколения к поколению, как это показано в следующем примере.
«Горе нескольких поколений» — рассказ Дайан
Лучи восходящего солнца превращались в радугу на кубке из цветного стекла, который подарил мне бывший пациент хосписа. Я брала в руки кубок только тогда, когда мне необходимо было поднять себе настроение, как, например, в тот день. Мой кот, которому стукнуло уже двадцать лет, чувствовал себя плохо, и ветеринар позвонил сказать, что, по данным свежих анализов, у бедняги отказывают почки.
Кот начал теребить своими белыми лапками мой халат, и тут телефон зазвонил снова. На сей раз это была моя дочь. «Привет! Давайте отмечать день рождения! — сказала она. — Сайласу сегодня полгода!» Но мое настроение было непраздничным, и я не хотела обрушивать свое горе на родных. Немного поразмыслив, я решила, что выход в люди поможет мне развеяться, а о больном коте я упоминать не буду. Словно клоун, готовящийся к представлению, я нацепила самую яркую одежду и самое счастливое выражение лица.
