Женщина вдруг страдальчески скривилась и снова что-то бессвязно пробормотала.
– Что? Что вы говорите, леди?..
Она продолжала беззвучно шевелить губами, не открывая глаз, но он, как ни прислушивался, так и не разобрал ни слова.
– Кто же ты такая? – задумчиво глядя на нее, спросил Алан. – Невинная красота, попавшая в беду, или беглая преступница, скрывающаяся от правосудия?
Он выжал тряпку, которой мыл Киру и, встряхнув, повесил ее сушиться за окном. Потом вылил оставшуюся воду во двор и вышел из дома. Он не узнавал себя. Всегда законопослушный и осторожный, сейчас он бы запросто скрыл правонарушительницу, если б незнакомка ею оказалась. Да, она очень нравилась ему. И еще Алану хотелось, чтобы женщина поскорее пришла в себя. Тогда он смог бы посмотреть ей в глаза и, может быть, найти ответное чувство.
Вернувшись, он взял настой из лечебных трав и попытался напоить свою подопечную. Приподняв ее голову, он вливал ей в рот целительный настой. Но зубы Киры были так плотно сжаты, что лекарство тонкой струйкой стекало по ее лицу и терялось в густых волосах на шее.
– Надо пить, надо, – ласково бормотал Алан, осторожно пытаясь разжать ей зубы. – Тебе силы, красавица, нужны. А откуда тебе их брать, если ты не ешь, да еще и не пьешь?! Ну же, ну! Давай же, пей. Это хороший настой. Будь умницей.
Услышала ли она его или нет, но Алану все-таки удалось влить ей в рот немного настоя, и Кира сделала глоток.
– Хорошо! Вот и умница. Давай-ка еще выпьем чуть-чуть.
Кира поморщилась и села в постели.
– О, какая хорошая оказалась смесь, – засмеялся он. – Меня зовут Алан. Это я вас спас.
– Кира, – она сначала сказала это по-русски, а потом, спохватившись, выговорила четко, по-английски.
– Да, да, – закивал Алан, – я понял: как Найтли. Кайра.
* * *
– Горячий котелок выглядит точно так же, как и холодный, – назидательно произнес Алан, после того как Кира едва не обожгла руку. – Принцип относительности котелков, однако.
– Предупреждать надо, – буркнула она, оборачивая палец влажной тряпкой.
– И все-таки почему ты не желаешь, чтобы я вызвал помощь? – спросил Алан. – Тебя ведь ищут, должно быть. Нет, я очень не хочу, чтобы ты уезжала, мне даже приятно твое решение. Но мне нужно знать, осознанно ли оно.
– Пойдем, пройдемся по берегу, – Кира вышла из дома и, сощурившись, посмотрела на закат. По оранжево-красному небу плыли алые облака и уходили куда-то в лиловое море.
Лучше бы он ничего ей не говорил и ни о чем не спрашивал. Кире не хотелось даже вспоминать о том злополучном утре. Два близких человека, предавших ее, – пусть они будут счастливы, но только подальше от нее. Видеть их, думать о них все еще было мучительно больно.
Алан подошел к ней и улыбнулся, заглядывая в глаза. У него оказалась такая привлекательная улыбка, что невозможно было не улыбнуться ему в ответ.
– Ты похож на Хемингуэя, тебе говорили об этом? – не удержалась от вопроса Кира.
– Серьезно? Вот уж не думал. Хотя, если сравнивать его со мной по нелепостям, совершенным в жизни, наверное, да, похож. Но ты не ответила мне. Что заставляет тебя сидеть здесь со мной, на острове? Ты уже достаточно окрепла, и я мог бы вызвать для тебя транспорт. Им не придется специально идти сюда, достаточно только немного отклониться от привычного курса. Вокруг полно островов, на которых отдыхают люди, и они совсем недалеко.
– Я не хочу, – привычно уклонилась от ответа Кира.
– Но почему? Твоей жизни что-то угрожает, тебя хотят судить?
– Что? – не поняла сразу Кира, а когда до нее дошел смысл сказанного, громко рассмеялась.
– О, мой бог! Ты думаешь, я беглая преступница!
Она бурно хохотала, хлопая себя по бокам ладонями и пританцовывая. Алан, глядя на нее, тоже начал сдержанно смеяться, а через пару минут, заразившись весельем, уже хохотал как сумасшедший.
Вытерев слезы, выступившие на глазах, Кира сказала:
– Алан, меня впервые приняли за уголовницу, это так забавно! Извини. Но я вовсе не такая, как ты подумал. Просто мне тяжело сейчас видеть своих близких, и прежде всего мужа. Он несколько моложе меня, и недавно я застала его целующимся с моей взрослой дочерью.
– Все так серьезно?
– Я думаю, да. И пусть это кажется глупым, но я не хочу мешать их счастью. Если я для них погибну, им ничто не помешает быть вместе.
– Ты кривишь душой.
– Да. Но совсем чуть-чуть.
– Но не хочешь же ты провести остаток жизни на диком острове?
– Ты же хотел этого, – мягко улыбнулась Кира.
– Да, и у меня на то есть веские причины. Но я все-таки собираюсь когда-нибудь вернуться.
– Вот и я вернусь. Но только не сейчас, хорошо? И давай больше не будем говорить на эту тему. Мне слишком больно.
* * *
Посещали ли Киру сомнения в том, что она поступает правильно?
Да. Но она старательно избегала их, «отключая мозги» и пытаясь жить сегодняшним днем. Она целыми днями бродила по острову, собирая фрукты и травы, загорела до черноты, сильно похудела, слегка одичала и, по меткому замечанию Алана, выглядела как настоящая креолка. Правда, он добавлял: если бы не рыжий цвет волос. Ее шевелюра теперь, выгорев на солнце, стала золотистой, нос облупился, а щеки покрылись яркими веснушками.
Ей было абсолютно все равно, как она выглядит. Будто что-то очень важное, что делает женщину женщиной, умерло внутри ее. И поэтому взгляды, полные молчаливой страсти, которые кидал на нее Алан, оставляли ее равнодушной. Пожалуй, она даже не замечала их.
Но чем больше она загоняла в подсознание свои проблемы, старательно избегая мыслей о Лесе и его измене, тем мучительней были ее сны.
Ей снились каждую ночь кошмары. Будто она садилась вместе с детьми в переполненный вагон – почему-то Кира видела их всегда маленькими, какими они были лет двенадцать-тринадцать назад, – но едва поезд трогался, она вдруг с ужасом понимала, что Лес не успел в него сесть. Она начинала метаться, кричать, плакать, а потом дергала стоп-кран, выпрыгивала прямо на насыпь и бежала навстречу Лесу. Между ними оставалось метров семьдесят, когда невесть откуда взявшаяся толпа отрезала его от нее. А схлынув, оставляла после себя пустой перрон.
Кира растерянно бродила по нему, зовя Леса, а потом шла к поезду, где остались ее дети, но вместо пассажирского находила на его месте унылый серый товарняк. И понимала, что осталась совсем одна…
Проснувшись утром, Кира старательно прогоняла остатки сна, внушая себе, что все делает правильно. Действительно, не могла же она признаться, что просто боится посмотреть в глаза своему страху. Потому что тогда увидит в них отражение монстров, которые бродят в ее душе.
