Баржа получила две пробоин в правом борту, но все же дошла до Керчи и ошвартовалась у причала порта.
Краузе, не раз наезжавший в Керчь из Темрюка для координации разведывательной работы с командиром морской форт-группы корвет-капитаном Роттом, несмотря на кромешную темноту, быстро нашел в хитросплетении узких улочек штаб базы. Здесь группа оставалась несколько дней. В конце недели из Запорожья пришел приказ от Гемприха. Он предписывал Штайну передислоцировать группу в Евпаторию и там приступить к работе.
Тихий приморский городок на западном побережье Крыма не привлекал внимания советской авиации. Здесь царил настоящий немецкий порядок. Штайн со штабом наконец смог заняться своим непосредственным делом. Пока инструктора и агенты-курсанты занимались оборудование учебной базы, Краузе вместе с Самутиным объезжали лагеря военнопленных и занимались вербовкой. Но развернуть работу по-настоящему таки не удалось. Гемпр их распорядился перебазировать группу под Винницу, в местечко Вороновицы.
Украинская провинция встретила ее патриархальной тишиной и покоем. О далекой войне напоминал лишь гул ночных дальних бомбардировщиков, направлявшихся для бомбардировок Курска, Воронежа и Ростова. Сельская школа в Вороновицах, отведенная под центр подготовки диверсантов и агентов-разведчиков, подходила для этих целей как нельзя лучше. Вековые дубы и липы парка надежно укрывали штаб от посторонних глаз. Здание штаба служило одновременно и учебным корпусом. Соседство с батальоном СС отпугивало партизан и местных подпольщиков не только от села, но и от ближайших хуторов. Впервые за последние месяцы Штайн и его подчиненные получили идеальные условия для работы и окунулись в нее с головой.
Меньше чем за неделю Райхдихт, Самутин, Коляда и Петренко подобрали из числа военнопленных, местных полицейских и украинских националистов полный комплект кандидатов в агенты. На этот раз работа не пошла насмарку; контингент оказался весьма перспективным, особые надежды подавали националисты. Они люто ненавидели советскую власть и были готовы живьем перегрызть горло комиссарам и чекистам.
Петр оказался отрезанным от своих. Не нашел он надежного курьера и среди жителей Вороновиц, через которого можно было бы переправить за линию фронта собранные разведывательные материалы. Тем не менее у него не опустились руки. В его голове вызрел новый дерзкий план, как одним махом покончить с осиным гнездом абвера. Он решил его сжечь! Старое здание школы, где размещались штаб и офицерское общежитие, а также деревянные бараки для курсантов должны были, по его расчетам, вспыхнуть как порох. Одному сделать это было не под силу, и тогда Петр привлек к выполнению задуманного уже проверенного на краснодарской акции Матвиенко и Ивана Коваля, к которому присматривался как к еще одному своему помощнику.
Первая же беседа с Ковалем убедила Петра в том, что он в своем выборе не ошибся. Иван с Василием поддержали разработанный им план и начали активно готовиться к его выполнению. Василий, пользуясь своим положением водителя, тайно накапливал запасы бензина, а Петр с Иваном оборудовали для него хранилище. Подходил к концу май. Все было готово. Они ждали только подходящего случая. И он представился. Очередная, на сей раз удачная, заброска группы агентов в советский тыл по уже сложившейся традиции должна была закончиться грандиозной попойкой инструкторов.
Всего несколько часов оставалось до того момента, когда с абвергруппой-102 было бы покончено. Но роковая ошибка Ивана сорвала их план и поставила всех под удар: он проговорился о нем своему другу. Тот оказался осведомителем и немедленно донес Штайну. Ивана с Василием тут же арестовали. Шансов спастись у них не было. На руках у Штайна находились неопровержимые улики — емкости с бензином. Гитлеровцы жестоко пытали Ивана и Василия, но они не выдали Петра.
Оставшись один, разведчик не смирился с потерей товарищей и не спасовал, а продолжил свою опасную работу. Втайне от Самутина изготовил дубликаты фотографий, анкет на агентов и ждал подходящего случая, чтобы переправить материалы советским контрразведчикам.
К началу осени 1943 года положение гитлеровских войск значительно ухудшилось. Под ударами Красной армии они оставили Донбасс. Фронт стремительно откатывался на запад. В двадцатых числах сентября передовые части 13-й и 60-й армий форсировали Днепр и закрепились на правом берегу.
Грозный гул артиллерийской канонады уже был слышен в Вороновицах. Командование абвергруппы-102 сидело на чемоданах и ждало команды на эвакуацию. Петр решил воспользоваться этим, чтобы выйти на связь со своими. Рапорт к руководству группы с просьбой отпустить его на несколько дней повидаться с семьей был удовлетворен. По мнению Штайна, ветеран, за спиной которого была не одна ходка в тыл к красным, своей добросовестной службой заслужил это как никто другой.
25 сентября 1943 года Петр, спрятав под подкладкой плаща материалы на личный состав абвергруппы-102, покинул Вороновицы и двинулся на восток. Спустя сутки он перешел линию фронта на участке 57-го стрелкового корпуса, у села Бряусовка, и оказался в расположении стрелкового батальона. Измотанный боями и бессонницей капитан-пехотинец не стал связываться с загадочным перебежчиком и отправил его к особисту.
Тот встретил Петра с еще большей настороженностью. Его ссылки на начальника отдела военной контрразведки 6-й армии капитана Павла Рязанцева не помогли. Старший оперуполномоченный отдела контрразведки Смерш лейтенант Анатолий Ивонип по-прежнему с недоверием смотрел на него. Петр не стал больше тратить слов и вспорол подкладку плаща.
На стол с тихим шелестом посыпались фотографии в форме бойцов и младших командиров Красной армии, бланки служебных документов с печатями и штампами, на которых бросались в глаза лиловые и фиолетовые свастики с хищными орлами. Последняя фотография, как поздний осенний листок, легла на горку документов. Ивонин склонился над фашистским архивом, долго разглядывал, затем обернулся к разведчику и, не стесняясь своего порыва, крепко обнял. Лицо Петра дрогнуло. На глазах навернулись слезы. Он не пытался их скрывать.
Остались позади полтора года постоянного риска и смертельной игры с фашистами. Теперь ему не требовалось таиться, выверять каждое сказанное слово и взвешивать каждый свой шаг. Ушли в прошлом коварные проверки обер-лейтенанта Райхдихта, патологическая подозрительность Самутина и изматывающее душу состояние двойной жизни, когда он сам порой не мог понять, где кончается советский разведчик, а где начинается кадровый сотрудник абвера Петренко. Он был среди своих. Своих!
Петр счастливыми глазами смотрел на Ивонина, и в этот миг ему казалось, что ближе и роднее человека для него нет. А когда схлынули эмоции, он энергичным движением расправил рубашку под ремнем, Ивонин невольно подтянулся, и доложил:
— Старший лейтенант Прядко, оперативный псевдоним Гальченко, после выполнения задания Особого отдела НКВД шестой армии в абвергруппе-102 прибыл!
Ивонин в ответ загадочно улыбнулся, а затем ринулся к тумбочке, вытащил фляжку со спиртом, краюху черного хлеба и банку тушенки. Первый тост — за возвращение из разведки, второй — за победу, третий — за погибших — они выпили стоя.
