Но Бойе продолжал полностью отрицать предъявленные обвинения и отказывался признать свою вину. Но так продолжаться бесконечно долго не могло. Кольцо доказательств все плотнее смыкалось вокруг него. Прошлый полицейский опыт подсказывал ему, что надо сдавать других, чтобы выторговать себе жизнь. Офицерская честь превратились в ничто, когда дело коснулось его собственной шкуры. Спасая ее, Бойе стал секретным осведомителем «Цезарем» и принялся строчить доносы, но не на армейскую мелюзгу, окопных капитанов и майоров, а на высший генералитет.
Первой его мишенью стал ни много ни мало сам генерал-фельдмаршал Паулюс.
Бойе доносил:
«Я познакомился с генерал-фельдмаршалом Паулюсом еще до войны на маневрах. Тогда он был генералом и начальником штаба танкового корпуса. Здесь, в лагере, его всеуважают и почитают. На политические темы он вообще не разговаривает, так как считает, что его подслушивают. Фельдмаршал никогда и ничего не предпримет против Германии и ее правительства. К «Союзу немецких офицеров» его никогда нельзя будет привлечь. Это он расценивает как предательство…»
Реакция контрразведчиков на это сообщение Бойе была более чем прохладной. Они по-прежнему пытались уличить его в совершенных военных преступлениях. И тогда он стал сдавать всех подряд, в том числе генерал-полковника Штреккера, с которым воевал еще в Первую мировую войну. Старый армейский служака не забыл Бойе после возвращения из британского плена и помогал как мог. И здесь, в лагере, он остался верен армейскому товариществу. На допросе Штреккер настаивал на том, что «обвинение Бойе в неправильном обращении с русским населением может быть только ошибкой». И далее с армейской решительностью заявил: «Я за это полностью отвечаю!»
Бойе не замедлил отплатить генералу черной неблагодарностью. В очередном своем доносе сообщал:
«Генерал Штреккер раньше многих других офицеров стал придерживаться национал-социалистических взглядов. Он против «Союза немецких офицеров» и никогда и ничего не предпримет против Германии. К деятельности в плену его привлечь нельзя».
Не забыл Бойе и своего непосредственного командира — генерал-лейтенанта Дебуа. О нем он писал:
«Генерал Дебу а убежденный национал-социалист и противник «Союза немецких офицеров». Но он не верит в военную победу Германии, и его можно привлечь к сотрудничеству».
Кроме них Бойе настрочил доносы еще на десяток генералов и офицеров германской армии. Но это не могло отвлечь внимание Пузырева и Савельева от главного — поиска неопровержимых фактов, свидетельствовавших о совершенных им преступлениях. И тогда Бойе, продолжая выторговывать себе жизнь, прибегнул к очередной уловке. Он пытался убедить контрразведчиков в том, что может быть полезен в самой Германии, и предлагал услуги для установления контактов со своими высокопоставленными связями в Берлине. В своих прожектах Бойе рассчитывал якобы в интересах советских спецслужб привлечь их к сотрудничеству с «Союзом немецких офицеров» для «борьбы с Гитлером, чтобы подготовить необходимый демократический строй в Германии».
Эта его очередная игра не усыпила бдительности Савельева и Пузырева. 18 октября 1943 года на имя заместителя начальника УНКВД СССР по делам военнопленных комиссара госбезопасности 3 ранга Мельникова был направлен рапорт, в котором указывалось:
«За период пребывания в лагере Бойе выполнил ряд заданий и представил небольшие материалы описательного характера. Высказал заинтересованность в своем производстве в генерал-майоры, чтобы потом активно работать в генеральском лагере. Вместе с тем на него добыты оперативные и документальные данные, указывающие на участие в злодеяниях против командиров, комиссаров и солдат Красной армии».
Реакция Мельникова на доклад была незамедлительной и острой. Он потребовал от Пузырева и Савельева «взять Бойе в активную разработку». И они продолжили кропотливую работу по сбору доказательств его преступной деятельности. В 1944 году перед ними открылись более широкие возможности подкрепить вещественными доказательствами письменные показания Сухича, Поля, Краузе и Гростмана.
К тому времени под ударами советских войск гитлеровские войска все дальше откатывались на запад. На освобожденных территориях постепенно возвращались кжизни живые, и восставала из пепла и безымянных могил память о трагических жертвах фашистского порядка. Оперативно-следственные группы органов государственной безопасности приступили к документированию совершенных гитлеровцами преступлений.
В ходе расследования, проводившегося по местам пребывания 134-го пехотного полка, перед оперативниками и следователями все отчетливее проступал кровавый след, оставленный Бойе и его подчиненными на советской земле. Заговорили живые и мертвые свидетели совершенных ими злодеяний.
Нельзя без содрогания читать скупые строки акта № 24 от 5 мая 1945 года Государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских войск, совершенных в Ровенской, Житомирской и Киевской областях. Военные контрразведчики еще раз прошли вместе с членами комиссии по жуткому следу преступника Бойе.
Акт комиссии бесстрастно свидетельствовал о творимых им зверствах:
«Южнее села Быдумка Ровенского района, в 500 метрах, в лощине песчаного карьера обнаружено два кострища, возле которых находится три больших пятимиллиметровых листа железа и девять рельсов. Указанное железо и рельсы обгорели во время сжигания людей. Помимо костров на расстоянии тридцати метров имеется яма размером в квадрат 6 метров и триметра глубиной, которая наполовину наполнена человеческим пеплом и недогоревшими костями».
Допрошенная в качестве свидетельницы жительница села Несолонь Михайловская показала:
«В июле 1941 года командир полка полковник Бойе лично расстрелял моего мужа за связь с партизанами. Кроме того, по его приказанию были сожжены дома многих жителей».
Житель того же села Оскиренко подтвердил:
«В июле 1941 года по приказу полковник Бойе также были сожжены церковь и 12 жилых домов, а жители села убегали в лес, преследуемые немцами».
И таких свидетельств в деле разработки на бывшего гитлеровского полковника Бойе, секретного осведомителя «Цезаря» и военного преступника, оказалось более чем достаточно. В мае 1946 года в отношении него было возбуждено уголовное дело. Последнюю точку в кровавой истории дневника Бойе поставил суд.
29 декабря 1947 года после завершения следствия Военный трибунал войск МВД Татарской АССР на основании части первой Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года приговорил Бойе к лишению свободы сроком на 25 лет. К тому времени смертная казнь в Советском Союзе была отменена.
Капкан для «арийцев»
Поражение гитлеровских войск под Москвой зимой 41-го и последующий сокрушительный разгром 6-й армии генерал-фельдмаршала Паулюса под Сталинградом окончательно похоронили надежны руководства рейха на легкий успех в войне с Советским Союзом. Война приобретала затяжной характер и неумолимо пожирала материальные и людские ресурсы фашистской Германии. Ее военная промышленность работала на пределе возможностей. Каторжный труд миллионов восточных рабов был уже не в состоянии компенсировать те огромные материальные потери, которые нес вермахт на Восточном фронте.
