– И если про нее ты смолчал, то с какой частью тебя я познакомилась?
– С самой важной, – уверенно ответил он, выбивая почву у меня из-под ног. – С тем, кто остается, когда выключаются камеры и никто не думает встретить Чжэ из NXT. Это не считается?
– Конечно, считается, – нехотя согласилась я.
Кажется, между нами что-то поменялось. Злость, гнев, обида никуда не ушли. Но перестали так жалить. Сбавили обороты. Будто кто-то приложил лед, чтобы унять боль.
Мы оба снова ненадолго замолчали. В итоге первым заговорил Чжэ Ён.
– Наверное, у тебя есть вопросы.
Это и близко не отражало мой не прекращавшийся со вчерашнего вечера поток мыслей.
– Найдется парочка.
– Вперед.
Я стрельнула взглядом в сторону будильника.
– Сейчас?
– У меня нет никаких планов.
Я встряхнула головой в поиске вопросов, которые хотелось бы задать в первую очередь.
– Где ты сейчас?
До этой минуты я об этом даже не задумывалась. Вероятность того, что он окажется в Чикаго, ничтожно мала.
– Япония, – подтвердил он мои подозрения. – Гостиница в Осаке. Завтра у нас концерт на стадионе «Нагаи». Потом летим обратно в Сеул.
Я вспомнила наш недавний разговор, когда он сказал, что переехал в Сеул из-за работы. Я-то автоматически подумала: речь про родителей и их работу.
– Ты живешь в Сеуле, правильно?
– Да, с четырнадцати, так что… почти семь лет.
Кажется, не только я начала свою жизнь с нуля семь лет назад.
– А семья?
– Осталась в Пусане.
Я нахмурилась.
– Родители не поехали вместе с тобой в Сеул?
– Нет, к тому времени они уже обзавелись собственным маленьким ресторанчиком в Пусане. А я уехал в Сеул, потому что там базируется бо́льшая часть шоу-бизнеса, и я прошел прослушивание в одной из компаний.
– Ты уже тогда знал, что хочешь в группу?
В трубке глубоким баритоном отдалось задумчивое хмыканье.
– Я уже тогда знал, что музыка для меня всё. Но еще не знал, куда это меня приведет.
Куда? К сердцам миллионов фанатов. У меня перед глазами встали вчерашние танцы Лив. Страсть – и ее, и других. Чжэ Ён голыми руками приручил эту музыку и только ею и живет…
Во мне вспыхнула зависть, но я заткнула ее раньше, чем она разгорелась. В моей ситуации и Чжэ Ён бы ничем не помог. Но все же это чувство оставило на языке послевкусие, и исчезло оно не сразу.
– А… остальные участники? Они, как и ты, рано ушли из дома? – перевела я разговор на прежнюю тему.
– Мин Хо стал трейни за год до меня. Ву Сок и Хён У было по двадцать, когда они приехали в Сеул, а Эд там всю жизнь, его заметили на улице.
– Секунду… – я растерла слабо пульсирующие виски. – Трейни?
Лив тоже вчера использовала это слово, но я даже не представляю, что оно значит в K-POP-контексте.
– О, – протянул Чжэ Ён. – У нас музыкальная индустрия работает иначе, чем на Западе. Перед тем как выйти на сцену и начать выпускать музыку, ты должен побыть трейни – стажером. За это время тебя научат всему, что считается важным для музыканта.
– Ты имеешь в виду уроки типа «как петь»? – Я облокотилась на стенку.
– Как петь, танцевать, играть на музыкальных инструментах, вести себя…
– Вас учат, как себя вести?
– Раз ты постоянно на публике, в агентстве должны быть уверены: ты знаешь, как держаться, – с горечью констатировал Чжэ Ён.
Очевидно, за его объяснением в двух словах скрывалось что-то посерьезнее. Но прямо сейчас у меня не хватило мужества выяснить, что именно.
Вместо этого я переключилась на вертевшийся все это время в голове вопрос.
– А вы с другими участниками… ладите?
– Когда больше, когда меньше, – усмехнулся он. – Не всегда все было гладко, но они – моя семья.
Что и подвело нас, собственно, к вопросу:
– Они знают? Ну… – что у меня бабочки в животе каждый раз, как мы разговариваем? – …что ты подружился с простым смертным вроде меня?
Внезапно воцарилась тишина. Я почти поверила, что связь прервалась, и посмотрела на телефон. Но на экране все еще горело имя Чжэ Ёна и продолжался отсчет секунд.
Я снова прижала телефон к уху.
– Чжэ Ён?
Он тяжело вздохнул, и я инстинктивно поняла, что разговор в очередной раз принимает оборот, который мне не понравится.
– Тебе стоит еще кое-что знать, – начал он. – Отличия от западной модели распространяются не только на образование. Дружба или отношения с представительницами противоположного пола рассматриваются как нежелательные.
– В смысле? – Я догадывалась, что он сейчас скажет, но хотела услышать от него.
– Будет лучше, если ты никому не станешь рассказывать о нашем знакомстве.
Да. Вот оно.
Я вроде и не планировала в ближайшее время козырять им перед Лив с Мэл. Уверена, у них обеих нашлось бы что на это сказать. Однако он устраивал секрет из нашей – да чего собственно? дружбы? – из наших отношений, и это бесило. Я даже не уверена, что между нами происходит. Разговоры обо всем и ни о чем, нетерпеливое ожидание ответов, трепет в животе. Меня закинуло на неизведанную территорию, да и отсутствие нормального определения для наших подвешенных отношений не облегчало ситуацию.
– Я не готовлю заявление для прессы, если тебя именно это волнует, – заверила я Чжэ Ёна.
Вероятно, слегка кислым тоном. Логически я понимала – просьба абсолютно обоснованна. Тем не менее бабочки в животе молниеносно уступили место тянущему чувству в груди. Я растерла ее свободной рукой.
Вздох.
– Элла.
Мое имя прозвучало как просьба о снисхождении.
– Поверь мне, каждый раз, стоит ребятам поймать меня на глупой улыбке, когда я читаю твое сообщение, мне хочется им все рассказать.
Тук, тук. Сердце сбилось с такта, стоило Чжэ Ёну описать эту картину. Я представила, как он украдкой поглядывает в телефон, на его лице мелькает улыбка, глаза вспыхивают.
На меня лениво накатывает теплое чувство, защищая от всех тревожных мыслей.
– Будь у меня выбор, я бы не просил об этом, – продолжал Чжэ Ён, даже не подозревая, насколько меня успокоили его предыдущие слова.
Глубокий вдох, выдох.
– Я тебе верю, просто не вижу, в чем проблема, раз уж мы просто друзья, – закинула я удочку.
Телефон разразился сухим и безрадостным смехом.