Мысленно я закатила глаза.
– Я одна отвечаю за гардероб. Но, если хотите, можете подойти к информационной стойке и уточнить там.
– Так и поступлю, – пробормотала она себе под нос, развернулась, потерянно осмотрелась и побрела налево – в сторону выставки, а не стойки информации. На секунду мне захотелось сказать ей об этом. Но дьявол на плече оказался настойчивее. Я лучше обойдусь без дальнейшей дискуссии.
Со вздохом я снова откинулась на стул и взялась за телефон.
Чжэ Ён: Можешь передать ей, что ты сначала должна вернуть мне «Гарри Поттера» и только потом она может тебя есть?
Я: Какое трогательное беспокойство.
Чжэ Ён: Гарри Поттер, Элла. Это тебе не шутки!
Чжэ Ён: …Но еще ты можешь спрятаться от нее у меня в квартире.
Я: Какая дивная запоздалая мысль. Ты даже не пытаешься, да?
Чжэ Ён: Протестую!
Я: Тебе повезло, дамочка уже ушла, и сценарий остался чисто гипотетическим.
Я подождала несколько минут, ожидая ответа от Чжэ Ёна, но, вероятно, его уже поглотила работа. Он говорил, что утро у него – самая продуктивная часть дня, поэтому он даже добровольно поднимается посреди ночи из постели, что для меня одновременно непонятно и потрясающе. Музыка и правда – его жизнь.
Я сунула телефон в стоящий у меня в ногах рюкзак и снова села за рисунок. Время от времени меня отвлекали посетители, которые спрашивали дорогу или хотели сдать или забрать сумки и куртки. Где-то за полтора часа до закрытия вокруг гардероба снова все будто вымерло и у меня появилась возможность посвятить себя рисованию. Что я и сделала. Сосредоточилась на бумаге, поскрипывании карандаша, линиях, из которых постепенно вырисовывалось изображение.
В нем так просто затеряться. Почти так же просто, как, забыв обо всем вокруг, окунуться в книгу. Наблюдение за тем, как обретает форму мысленный образ, приносит невероятное удовлетворение. К тому же благодаря этому хоть на время удается обуздать свои мысли.
Внезапно я услышала объявление о закрытии музея. Это уже последний призыв покинуть здание. Только теперь я отложила карандаш. Пока автоматический голос зачитывал текст, я широко потянулась и размяла уставшие запястья, затем засунула карандаш в маленький пенал, закрыла альбом и спрятала их в рюкзак.
К счастью, в кои-то веки крючки в гардеробе уже давно пусты. Не придется ждать загулявших посетителей.
За дверью меня встретил прохладный ветерок. Благодатная свежесть после дневной духоты. По рукам побежали легкие мурашки, но это было даже приятно. Солнце близко к тому, чтоб закатиться за небоскребы. Теплое свечение отражалось в окнах фасада больницы у музея.
Я сбежала вниз по длинной лестнице перед входом в музей и, перебежав улицу, вышла к скверу, где раньше видела парочку и старика. Я хотела еще раз осмотреться, чтоб на картине все получилось максимально реалистично.
На деле сквер – или скорее оазис зелени посреди города – был крошечный. Всего одна дорожка: от входа до выхода и обратно. По правую и левую сторону от нее – площадки со скамейками. Круг высаженных деревьев, ветви которых так переплетались над дорожкой, что почти получалось представить, будто ты вовсе не в мегаполисе. Во всяком случае, если сможешь отрешиться от шума автомобилей и людей, все время прогуливающихся по этому островку.
Скамейка, на которой раньше сидела парочка, стояла ровно посередине сквера. Перед ней прогуливался голубь и клевал что-то с земли – в остальном сквер пустовал. Я положила рюкзак у скамейки и села. Мой взгляд блуждал по зелени и бесчисленным просветам серого бетона за листвой деревьев.
Посидеть на природе – пусть даже в окружении стали, бетона и стекла – всегда помогало мне проветрить голову. Мне нравится это чувство, когда нет нужды говорить или думать, а можно просто… быть. Есть в этом что-то весьма успокаивающее.
В ушах вдруг как будто раздался мамин смех, и царапнуло как ножом по сердцу. Я подавила порыв обернуться и проверить, не стоит ли она у меня за спиной. Понятно, насколько это бессмысленно. На природе, среди деревьев, не думать о родителях тяжелее всего. Мы часто отправлялись на хайкинг или в походы, устраивали пикники, о чем у меня остались бесчисленные воспоминания. Горькие и вместе с тем… сладкие. Сидеть здесь и наслаждаться воспоминаниями. Сейчас я нечасто позволяю себе предаваться фантазиям на тему «а что, если б?..» Занималась этим постоянно после аварии.
Для меня загадка, как Мэл удалось так быстро продолжить с того места, на котором все оборвалось.
Я вытащила из рюкзака альбом, положила его на колени и принялась насколько возможно переносить пейзаж на бумагу. С каждой минутой эскиз становился все более оформленным – картинка начинала казаться живой. Слишком резкие линии пришлось растушевать кончиками пальцев, тут же почерневшими от графита.
Я заметила, что начало смеркаться. Задул ветер, температура упала, стало подмораживать. Я подправляла кое-что в парочке на рисунке, когда в рюкзаке зазвучал телефон. Заложив карандаш между страницами, я закрыла альбом. Затем – вытащила сотовый.
Чжэ Ён: Таблетки от головной боли, вызванной стрессом, пожалуйста.
Размышляя над ответом, я откинулась на скамейку.
Я: Стрессом какого рода?
Чжэ Ён: Мин Хо, который пока недостаточно отработал хореографию для концерта, и Эд, который вот-вот слетит из-за этого с катушек.
Я: Ой-ей. Так плохо?
Чжэ Ён: Терпимо. Мы все слегка на нервах и постоянно цепляемся друг к другу. Потом ссоримся и снова миримся. Как всегда.
Я: А почему на нервах?
Чжэ Ён: Сегодня руководство сообщило, что их не устраивает хореография – особенно кусок, над которым работал Эд. В ближайшей перспективе они хотят кое-что поменять, но пока карт не раскрывают.
Чжэ Ён: Что не казалось бы и в половину таким диким, не будь старт турне всего через месяц.
Я: Каждый новый альбом – новая программа, да?
Чжэ Ён: Именно.
Я: Но разве не поздновато вносить изменения?
Чжэ Ён: Вообще – да, но раз уж там наверху так захотели, не нам возражать.
Я: Как глупо. Всегда думала, что стоит дойти до определенной ступени успеха, и… не знаю, твой голос приобретает больший вес?
Чжэ Ён: Не то что мы вообще ничего не можем сделать, но… все сложно.
Было слышно, как он вздохнул на последних словах.
Я: Надеюсь, вы разберетесь. А у Эда не случится припадок из-за Мин Хо.
Я: О, и у тебя перестанет болеть голова!
Чжэ Ён: Спасибо, Элла.
Новых сообщений не последовало, и я восприняла это как знак, что он продолжил репетировать. Только тогда я наконец огляделась – в сквере уже стемнело. Я поежилась, растерла руки. Собрала вещи и двинулась в сторону дома.