— Анна — законная наследница рода, Гибсон мог обезопасить себя от ее возвращения, — пожал плечами Дементьев. — Вот тебе навскидку одна причина, при желании, можно еще с десяток придумать.
— Ну да, — согласился я. — Как считаешь, покушение на меня — тоже дело рук Клайда?
— Вполне возможно. Однако твой отец правду говорил, в нашем княжестве чужакам не развернуться. Мы с Каспийскими воюем очень давно и шпионов ловить научились, так что вряд ли сюда приехал кто-то из Восточного союза.
— Хочешь сказать, это кто-то из местных?
— Получается так. Видимо завербовали кого-то из княжества, а он уже тут дела вертел.
— Выходит, родителей тоже убили чужими руками…
— Угу, а самое плохое поганое заключается даже не в этом. Слава очень за безопасность семьи беспокоился и никого чужого к дому близко бы не пустил.
— Час от часу не легче. А знаешь, есть тут у меня на примете пара человек, которые могли приходить в дом родителей, а заодно частенько бывают за границей, и один из этих двоих — ты.
— Даррелл, — расширились глаза Дементьева, — уж не думаешь ли…
— Не думаю, — успокоил я Григория. — Если бы за убийством стоял ты, то зачем тогда привозить сюда Берту?
— Владимир?
— Владимир. Дядя подходит по всем критериям. Вот только зачем ему это? Что могло заставить такого человека пойти на убийство?
— Деньги и реликвии, — не задумываясь ответил Дементьев. — Слава говорил, что Владимир был просто помешан на вещах времен всеобщей войны, да и денег у него всегда не хватало. Земли последнее время нормального дохода не приносят.
— Да ну, бред же. Как можно убить родного брата и всю его семью ради древней безделушки, пускай и сделанной в “год страха”?
— Можно, — тяжело вздохнул Дементьев. — Во-первых, безделушки, как ты их назвал, зачастую стоят целое состояние, так как все еще содержат силу, их даже хранят отдельно от остальных находок, а во-вторых, твой дядя очень болезненно воспринял уход Славы из рода и иначе как урон чести семьи это не воспринимал.
— То-то Агнетт, удивилась, когда он меня в свой дом притащил, — вспомнил я. — Да и с деньгами у Гордеевых все в порядке было. Остается вопрос, почему он меня не грохнул, когда мог, но и тут причину придумать можно. Что б его Пятый драл, сходится все, а верить в такое не хочется.
— Мы вполне можем ошибаться, — заметил Дементьев. — Прямых доказательств у нас все равно нет, только домыслы.
— Так оно, однако других версий я не имею, буду пока придерживаться этой. Одно радует, тебе Гриша опасаться нечего. Родителей убили не из-за ваших с отцом заводов.
— Угу, сейчас прыгать начну от счастья. Проблем у меня не особо меньше стало. Но по сравнению с твоими — они действительно смотрятся не так печально. Что делать думаешь?
— Понятия не имею. Как бы бежать не пришлось. Я конечно, как оказывается, потенциально ого-го какой сильный маг, вот только против обученного дворянина и копейки ржавой не стою.
— Владимир не будет подставляться и нападать на тебя сам, к тому же, на территории интерната ты для него вне досягаемости. Я конечно могу отправить тебя куда-нибудь за границу, документы новые сделать, но если уж Анну нашли через пятнадцать лет…
— Согласен. Думать буду, не знаю пока как поступить.
— Не спеши с решением. Единственное, Даррелл, не иди на поводу злости. В твоем возрасте легко поддаться велению сердца и начать мстить.
— Желания встретиться с Милосердной матерью у меня пока не возникает, — усмехнулся я. — Не переживай, придумаю чего-нибудь.
— Хорошо, что ты не унываешь.
— А это поможет? Вот и я думаю, что нет. В любом случае, теперь в моей жизни на одну тайну стало меньше. Спасибо, Гриша.
— Я действовал и в своих интересах тоже.
— Все равно спасибо. Мне пора возвращаться в интернат, пока не хватились.
— Если будет что-то нужно: деньги, билет на поезд, информация — обращайся. Чем смогу — помогу.
— Конечно.
Из постоялого двора я вышел тем же путем, что и попал внутрь. Пока мы общались с Дементьевым начался дождь, и сразу же за порогом разлилась широкая лужа, отражая тусклый свет свечи, которую держал Григорий. Еще раз попрощавшись, я нырнул в промозглую ночь.
В условиях полнейшей темноты, разбавленной далекими вспышками молний, добраться до интерната оказалось тем еще квестом. Пару раз я запинался об таящиеся в чернильной темноте камни, едва не падая в сырую траву. Голову переполняли мысли, неугомонными змеями наползая друг на друга, копошась беспорядочным комком, не желая выстроиться в цепочку будущих решений.
Как действовать дальше? Может попытаться убить дядю? А смогу? Он, если подумать, взрослый, обученный маг, способный прикончить меня одним движением. Но, представим, что у меня получилось — в памяти тут же всплыло невинное лицо Лизы, смогу ли я лишить ее отца? А если все-таки переступлю через себя, то поможет ли мне это? Нашел Клайд Гибсон одного исполнителя, отыщет и другого, хоть и не сразу.
Из интерната сбегать нельзя. В который раз убеждаюсь, что отсюда мне пока хода нет. И надо любым способом становиться сильнее. Если то, что сказала Берта — правда и в моих жилах действительно смешалась кровь рода Гордеевых и Гибсонов, то магические возможности этого тела должны быть очень сильны, осталось понять, как их развить и в первую очередь нужно поднять уровень слияния с магическим полем.
Загруженный мыслями, я почти не заметил, как добрался до ограждения. Каменная стена мокрая и холодная показалась почти внезапно, вот ее не было, а в следующий момент гранитные блоки едва не упираются мне в лицо. Было совершенно непонятно в каком месте мне удастся проникнуть в интернат, единственное в чем я был уверен — центральный вход остался где-то справа, а значит вероятность оказаться обнаруженным была невысока.
Эйхор не подвел, проведя тело сквозь стену. Толщина преграды показалась несколько выше обычной, заставив меня отлежаться пару минут в мокрой траве, приводя участившееся дыхание в норму, заодно попытался определить, где оказался. Очередная вспышка молнии очертила знакомые строения — я все-таки не ошибся и вышел практически туда, куда и собирался — к складам.
Мокрый, частично грязный я пробирался в казарму, замирая всякий раз, когда ветвистые молнии прорезали небосвод, буря, что гремела где-то далеко, медленно, но верно приближалась.
Сырую одежду пришлось тщательно выжать и на время припрятать. О том, как она будет пахнуть через день, я старался не думать, с другой стороны будет повод лишний раз заглянуть к Веронике, в свете последних событий общение с ней практически свелось на нет, а девушки такого отношения к себе не прощают, пусть даже ничего серьезного у нас не намечалось.
Наконец, так никого и не разбудив, я завалился на кровать, надеясь урвать ото сна хотя бы пару часов, оставшихся до подъема, и почти мгновенно уснул — усталость оказалась сильнее беспокойного сознания.
