А как все изменилось за несколько месяцев… Теперь Жереми чувствовал себя уверенно и был доволен достигнутыми результатами, стараясь, не дай бог, не загордиться. Предложения Алисы действительно помогли привлечь людей в церковь, особенно на исповедь: каждый день он слышал шепот новых голосов в исповедальне. Конечно, Жереми догадывался, зачем приходили неофиты: в основном за советами священника-наставника, а не за Божественным просветлением. Но он был искренне убежден: это начало духовного пробуждения.
Церковь получила новый приток прихожан, хотя до того, чтобы она заполнилась народом, было далеко. Однако, по правде сказать, Жереми хорошо знал, что просторное помещение, более чем на четыреста мест, вряд ли когда-нибудь будет наполнено целиком. Теперь он принимал этот факт со спокойной мудростью.
Должно быть, епископ сейчас довольно потирает руки. У него была репутация человека амбициозного, все знали, что он уже видит себя кардиналом. И он не сможет не сыграть на возрождении одного из приходов своего диоцеза. И какого прихода! Это аббатство, когда-то одно из самых почитаемых в католическом мире, два столетия пребывало в полном упадке; и вот теперь!..
Жереми тихо, без стука прикрыл дверцу «рено-клио» и поднял глаза на величественное здание из бургундского камня с высокими белыми окнами и решетчатыми переплетами, которое, казалось, веками удерживало власть.
Он взошел на крыльцо. Ветер трепал сутану, ткань била его по ногам. На входе аббата встретил секретарь и молча провел по длинным коридорам в переднюю перед кабинетом епископа, небольшую комнату с высоким потолком, гладкими выбеленными стенами и строгими креслами времен Людовика Тринадцатого, из темного дерева с оливковой бархатной обивкой.
Жереми терпеливо подождал несколько минут, потом подошел к окну. За ним собирались облака, они неслись по небу и отбрасывали беспокойные тени на покрытые лесом холмы.
А здесь, внутри, стояла полная тишина, и если бы его не провел сюда секретарь, Жереми решил бы, что он совершенно один в покинутом всеми здании, а единственный его сосед – ветер, который дул все сильнее и сильнее. Ожидание затягивалось, в конце концов Жереми подумал, что хозяин, наверное, где-нибудь задержался.
Устав от ожидания, он уселся в кресло – и в этот миг высокая дверь кабинета распахнулась, на пороге показался епископ.
Жереми рывком вскочил, словно был виноват: ведь он осмелился отдохнуть в кресле.
– Монсеньор…
Епископ, загадочно улыбаясь, смерил его взглядом. На нем была фиолетовая шелковая сутана, которая подчеркивала его превосходство и влияние. Жереми прошел следом за ним в кабинет.
Седовласому епископу было около пятидесяти лет, с серьезного лица смотрели умные глаза. Однако Жереми уже приходилось видеть, как тот умел очаровать собеседника, чтобы его убедить.
Просторный кабинет с версальским паркетом, застланным персидским ковром, заливал яркий свет, оживлявший стены, украшенные подлинными обюссонскими гобеленами.
Жереми примостился на плетеном стуле возле прямоугольного стола, тем временем хозяин кабинета принялся разбирать бумаги.
– Какие новости в приходе?
– Отличные, – воодушевился Жереми. – Я занялся привлечением новых прихожан, и результаты весьма обнадеживают.
Епископ направился к массивному креслу, стоявшему в торце стола. В руке он держал какие-то документы, в которые то и дело заглядывал, слушая собеседника. Пастырский перстень на безымянном пальце правой руки посверкивал аметистом в окружении бриллиантов.
– Я вызвал вас, – вдруг заговорил он, выделяя каждый слог, – потому что хочу составить себе ясное представление о том, что происходит в Клюни в последние месяцы.
В кабинете воцарилась тишина. Жереми не знал, что ответить.
Их своего массивного кресла епископ пристально, с подозрением его разглядывал, полуулыбка не могла скрыть суровости его взгляда. В рассеянном беловатом свете, проходящем сквозь облака, лицо казалось бледным.
– Вы ничего не хотите мне сказать, отец Жереми?
Застигнутый врасплох, Жереми пытался сохранять спокойствие.
– Я воплотил в жизнь некоторые идеи, ради того чтобы привлечь в церковь прихожан, и…
– Идеи? Какого рода идеи?
– Как бы это сказать… я постарался освежить некоторые из наших практик, чтобы меня услышало больше прихожан, монсеньор.
Епископ задумчиво покачал головой:
– А не зашли ли вы, случайно… слишком далеко?
Жереми посмотрел на него. Интересно, кто же ему докладывает, в чем именно его упрекают?
– Каждую минуту я повинуюсь голосу совести и точно следую духу Евангелия.
Епископ наклонился над бумагами, которые держал в руке.
– Духу Евангелия, – медленно повторил он. – Духу Евангелия… А почитаете ли вы дух Церкви, к которой принадлежите?
Он произнес эти слова намеренно безразличным тоном, потом взглянул Жереми прямо в глаза, явно желая уловить малейшую реакцию.
– Я надеюсь на это, монсеньор.
– Так вы надеетесь на это или вы в этом уверены?
Несколько мгновений Жереми медлил с ответом.
– Я со всей искренностью надеюсь на это.
Епископ поморщился, все так же пристально его разглядывая. Жереми чувствовал себя так, словно его раздели донага, посадили на скамью подсудимых и теперь прикидывают, как и за что осудить.
Наконец епископ тяжело вздохнул и, к большому облегчению Жереми, стал расспрашивать о повседневных делах прихода. Спустя десять минут он проводил гостя к выходу.
Огибая стол, Жереми быстро взглянул на листок бумаги, который епископ туда положил.
Это была маленькая афишка, напечатанная на бледно-лиловом фоне. Взгляд притягивал заголовок: «БЕСПЛАТНО!» – за ним шел короткий текст: Приглашаем всех, кто хочет обсудить личные проблемы в доверительной обстановке».
Жереми застыл на месте, увидев на афише адрес своей церкви. Когда же он прочел остальной текст, в нем взметнулись сразу и стыд, и гнев. Половину листа занимал рисунок, похоже сделанный черным фломастером и изображавший его исповедальню. А чуть ниже крупным гротескным шрифтом значилось:
Будка консультанта.
10
Целая куча мусора.
Огромная.
Прямо у подножия башни Монпарнас, у главного входа. Под горой черных пакетов лопаются мусорные мешки. В холле ужасающая вонь. Сотрудники пробираются в свои кабинеты, прикрывая нос и рот носовыми платками, тряпицами или просто ладонями. Забастовка мусорщиков длится всего пять дней, а ситуация уже невыносима. Объем мусора, который выбрасывают пять тысяч обитателей башни, поистине невероятен.
В нескольких метрах от мусорной кучи готовился к подъему мойщик окон. Этого высоченного сенегальца хорошо знали все обитатели башни. Он мог вторгаться в ваше пространство, когда вы меньше всего этого ждали: говорили по телефону, размышляли над бумагами, почесывая затылок, или блуждали по Интернету в рабочее время. Его физиономия неожиданно возникала за окном, заговорщицки подмигивала, либо расплывалась в широкой улыбке, а бывало, что он, выпучив глаза, корчил зверскую рожу, делая вид, что застал вас за чем-то непристойным.
