Разочарование в Тоби сделало ее недоверчивой.
Тоби.
Алиса вздохнула. А была ли она действительно настоящим другом? Во время семинаров она делала все возможное, чтобы в перерыве завязать отношения с Тоби. Зачем? В сущности, любила ли она его на самом деле?
Отвечая на эти вопросы, она убедилась, что гордится дружбой со знаменитостью… Получалось, она снова рассматривает себя сквозь призму взаимоотношений: «я общаюсь с людьми значительными, значит тоже чего-то стою». И разве не старалась она при каждой возможности намекнуть окружающим, что Коллинз – ее друг? Опять эго, это уж точно…
Тоби Коллинз. Высший авторитет в области личностного развития. Надо признать, что он невероятно много ей дал. Как бы она ни была раздражена, а отрицать это невозможно. Благодаря ему Алиса научилась себя любить, освободилась от страхов и сомнений. Он излучал такую уверенность в себе, был живым воплощением успеха…
За окном сенегалец старательно делал свою работу. Они снова встретились глазами, он доброжелательно улыбнулся, и у Алисы стало тепло на душе, ведь улыбка была совершенно искренней.
Коллинз. Может быть, цель жизни заключается не в том, чтобы хорошо себя чувствовать и блюсти свои интересы, то есть быть эгоистом…
Кстати, в слове «эгоист» тоже есть «эго»…
Она вздохнула, задумчиво следя за ритмичными, уверенными движениями мойщика стекол… Ей самой надо бы прочистить кривые стеклышки очков, сквозь которые она смотрит на мир.
Алисе нравилось, как он держится: доброжелательно, позитивно, человечно. Нет, это вовсе не было ролью. Этот парень вправду такой, она готова поклясться. Выглядел он очень естественно, она отчасти завидовала такой простоте. Ему не надо было забивать себе голову экзистенциальными проблемами!
И тогда Алиса поняла, что все-таки ставит себя чуть выше его, ведь она интересуется философскими вопросами, пытается духовно расти. Это чувство пришлось ей не по душе. Она неожиданно догадалась, что угодила в серьезную ловушку: личность, которая стремится освободиться от своего эго, жаждет духовного роста, рискует увидеть, как ее эго захватывает это стремление и отождествляется с ним!
Это напомнило карикатуру Вуча: человек в одеянии восточного монаха лезет на гору и приговаривает: «Я хочу достичь смирения! И еще хочу занять первое место в мире по смирению!»
Она снова обернулась к окну, но люлька уже поднялась к верхним этажам. Она осталась одна в своем роскошном кабинете на пятьдесят третьем этаже башни Монпарнас, а мойщик стекол взмыл к небу.
17
Зазвонил телефон. Это был Поль.
– Дорогая, я уже дома.
– А что ты делаешь дома в такой час? Еще нет шести вечера.
– У меня была встреча совсем рядом, потом не хотелось ехать обратно через весь Париж, по пробкам.
– Отлично! Значит, сегодня вечером ты посмотришь за Тео! Меня пригласили на вернисаж, и я уже думала, что не смогу приехать!
– O’кей, – неохотно ответил он. – Ты вернешься поздно?
– Я разок обойду выставку – и все. Раз уж меня пригласили.
– Хорошо. Мне надо кое-что тебе рассказать. Представь себе: возвращаясь, я нос к носу столкнулся с Розеттой, она выходила из дома. И знаешь, что несла под мышкой? Здоровенный пакет стирального порошка!
– А…
– Я вспомнил, как тебя расстраивали ее мелкие кражи, вот случай и подвернулся: преступление налицо. Я воспользовался этим и сказал, что она уволена за серьезную провинность и может убираться на все четыре стороны. Это лучший выход: очередной отпуск мы ей не оплатим. Ты довольна?
– Нет, подожди…
– Представляешь, она еще протестовала… Но все ее оправдания ничего не будут стоить, даже в конфликтной комиссии никто не поверит. Она крупно влипла. Мы от нее избавились.
– На самом деле…
– Слушай, тебя это повеселит: она уверяла, что это твой подарок, сувенир из Бургундии! Я уж не стал смеяться, чтобы выдержать роль потерпевшего ущерб.
– Поль… Но она говорила правду.
В трубке долго молчали.
– Как так?
– Я вправду сделала ей подарок… сувенир… Пакет стирального порошка.
Снова безмолвие.
– Я тебя совсем не понимаю, Алиса.
Алиса вдруг почувствовала себя совсем одинокой… Ну как ему объяснить?
– Алиса, что за бред?
– Понимаешь… тебе, конечно, покажется смешным, но я просто решила исполнить заповедь Иисуса и посмотреть, что получится. Он сказал: если «кто захочет взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду».
Тишина.
– Какая-то ты нынче странная, Алиса…
* * *
Через час Алиса входила в дверь модной арт-галереи Мэг Дэниелс на улице Сены. На вернисаж уже стекались гости. Казалось, здесь, с бокалами шампанского в руках, толпился весь квартал Сен-Жермен-де-Пре, так что Алиса почувствовала себя польщенной.
Она прохаживалась по галерее, вслушиваясь в оживленные разговоры, вдыхая запахи шикарных духов, вглядываясь в наигранно-непринужденные жесты людей. В глубине на краешке стола сидел одетый во все черное художник и слушал какую-то гостью. Несомненно, речь шла о том, насколько та обожает его живопись.
Алиса тоже взяла бокал шампанского и стала пробираться сквозь весь этот бомонд к экспозиции. Приглашенных, похоже, больше интересовали собственные рассуждения об искусстве, чем сами картины. Среди публики особенно выделялся мужчина лет пятидесяти. Он выступал важно, как петух, говорил громче всех, напуская на себя вид утонченного аристократа, и ему удалось сосредоточить на своей персоне общее внимание. Казалось, будто ему стараются угодить.
Алиса обошла всю экспозицию. Работы художника были выдержаны в едином стиле. Во всех огромных картинах варьировался один и тот же мотив: параллельные вертикальные линии разной толщины бирюзового, лимонного или малинового цвета, нанесенные поверх темно-синего, коричневого или черного фона. Смотреть на них было даже приятно, они походили на стилизованный и раскрашенный в разные цвета штрих-код.
Со всех сторон до Алисы долетали обрывки разговоров, это было очень забавно: настоящий театр самодовольства, где каждый выходил на сцену, чтобы покрасоваться, а все вместе это походило на задний двор фермы. Гости нараспев мяукали свои звания, лестные для себя истории, вдохновенно ворковали комментарии, нетерпеливо били копытом, высказывая критику только ради того, чтобы возвыситься над спущенной шкурой жертвы. И если кто-то выделялся парой замечаний по истории искусства, остальные понимающе качали головами: в царстве болванов педанты становятся королями.
Проходя мимо женщины, беседующей с художником, Алиса поняла, что та говорит о картинах, которые пишет сама.
Ярмарка тщеславия была в самом разгаре. Эго хозяйничало повсюду, безраздельно царя на вечере. Алисе показалось, что никто, абсолютно никто здесь не был просто самим собой. Каждый напускал на себя вид, играл какую-то роль. Все позы были тщательно отработаны, выражение лиц, как и манера говорить, симулировало эмоции. Человеческая сущность пряталась за эго и почти исчезала. Все они словно больше не существовали, будто уже… умерли, а пустующее место занял какой-то паразит, завладевший их жестами, словами и душами.
