Царь. Все-таки не нужно раздражать общественное мнение».
Маниковский постарался свернуть разговор, видя, что этому ничего не докажешь – как когда-то обстояло с великим князем в истории с прицелами.
Хотя… Нельзя исключать, что все было сложнее. Вполне возможно, самодержец проявил не глупость – а попросту хотел таким образом ублаготворить многошумную оппозицию, чтобы примолкла. Тогдашние воротилы бизнеса не имели ни малейшего влияния на государственные дела – но в Государственной думе имели мощное лобби (большей частью из них же и состоящее), которое драло глотку, требуя создания так называемого ответственного правительства – то есть такого, которое было бы ответственно исключительно перед воротилами и думцами, а царю не подчинялось нисколечко. Даже если это так, Николай принял не самое умное решение: в сложившихся условиях потакать махинаторам было тем же самым, что тушить пожар бензином. Нужны были жесткие меры, а вот на это царь был решительно не способен, что лишь приблизило крах империи.
Короче говоря, после Октября генерал Маниковский без особых раздумий ушел к большевикам. Остался начальником Главного артиллерийского управления, но уже не Российской императорской, а Рабоче-крестьянской Красной армии. К сожалению, погиб в железнодорожной катастрофе в Туркестане в 1920 году. Но о нем не забывали – в 1937 году издали его книгу «Боевое снабжение русской армии в мировую войну» (видимо, не потерявшую актуальности).
К большевикам практически сразу перешел и Крылов, ставший крупным военным судостроителем, автором так называемой теории корабля, автором важных работ по теории магнитных и гироскопических компасов, по артиллерии, баллистике, истории математики, механики и астрономии. Вновь академик, но уже советский, Герой Социалистического Труда, лауреат Сталинской премии. Кавалер трех орденов Ленина.
Ничего удивительного тут нет. И Маниковский, и Крылов достаточно долго занимали высокие посты, вращались в высших сферах, изнутри наблюдали, как гниет Дом Романовых, а с ним и весь государственный механизм…
Вакханалия грабежа продолжалась. Заводчики открыли для себя новый источник прибыли: под тем предлогом, что у русской армии нет артиллерийских средств для ближнего боя, наладили массовое производство минометов и бомбометов – уродцев, ни на что не годившихся. На фронте артиллеристы просто-напросто отказывались их принимать. Маниковский писал: к июлю 1916 года на тыловых складах скопилось 2866 минометов, от которых в войсках отбивались руками и ногами. Однако заводчики продолжали их клепать, а чины Военного министерства – закупать по объявленной заводчиками цене. Причины лежат на поверхности. Достоверно известно: на частных заводах (не только на военных, вообще на всех, занимавшихся военными подрядами), кроме обычных бухгалтерских книг, имелись еще и другие, с красивым названием «Фолио». Туда старательно заносились все денежные подношения военным чиновникам – частный бизнес как-никак требует строгой отчетности, нужно ведь было показать, что те или иные суммы не разворованы на самом заводе, а «честно» выплачены в виде взяток…
Не только производители оружия, но и представители, так сказать, «гражданских» отраслей частного бизнеса урывали свое. Чего ни коснись – от угля и цемента до руды и гвоздей, – повсюду были созданы монополии. Повсюду распространился тот самый ценовой сговор, за который по действующим законам империи полагалась тюрьма. Монополисты поделили рынок, установили завышенные цены на все, что производили, чем торговали. Милая деталь: в Цементном синдикате владельца завода, попытавшегося было снизить установленные монополистами цены, штрафовали на 50 тысяч рублей. Монополисты даже проявили некоторое благородство и классовую солидарность: создали этакий «страховой фонд», куда отчисляли десять процентов прибыли и платили из этих денег компенсацию тем бедолагам, что не смогли получить военных заказов, то есть присосаться к казне…
Монополисты из «Продугля» специально тормозили отгрузку угля, чтобы создать дефицит и задрать цены. Так же поступали и нефтяные монополисты. Монополия «Продвагон» всеми силами тормозила постройку вагонов на новых вагонных заводах, построенных уже во время войны, но не входивших в синдикат.
Напоминаю, все это происходило в военное время. Союзники России, видя все это, простите за вульгарность, тихо шизели. У них все обстояло с точностью до наоборот: за подобные фокусы в военное время частный заводчик очень быстро надолго приземлился бы на нарах, а то и оказался у стенки. В Англии правительство железной рукой, наплевав на «законы свободного рынка», управляло работавшим на войну частным бизнесом, зорко следя, чтобы никто не вздумал зарываться. Во Франции большинство возникающих проблем решалось, без затей, пулеметами. Классический пример: чтобы в начале войны почистить столицу от криминального элемента, полиция в течение дня похватала несколько сотен разнообразных уголовников – всех, кто проходил по делам оперативного учета. Дело оперативного учета, в отличие от следственного, не содержит достаточно веских доказательств, позволяющих посадить мазурика на скамью подсудимых – но «порочащей информации» там немало (в основном агентурные сообщения). Так вот, всех отловленных, не заморачиваясь юридическими церемониями, согнали в ров одного из фортов под Парижем и положили из пулеметов. Точно так же, когда в 1916 году два французских пехотных полка взбунтовались, покинули окопы и двинулись к Парижу с какими-то требованиями, премьер-министр Клемансо по прозвищу Тигр без колебаний тут же выставил заслоны из сенегальских пулеметчиков, и те резанули длинными очередями…
Точно так же обстояло и с экономикой, и с политикой. Французские заводчики ходили по струнке, чтобы не нарваться на законы военного времени, горластые оппозиционеры и газетчики попрятались по углам и сидели тихо, как мышки. Так же обстояло и с парламентом – французские власти прекрасно понимали, что в сложное военное время следует решительно наплевать на всевозможные свободы и демократию. А в России, в Государственной думе, либо сами воротилы, либо их марионетки витийствовали во всю глотку, чуть ли не в открытую не просто понося правительство – обвиняя царскую чету в шпионаже в пользу Германии. И никто их не трогал – хотя в тех же Англии или во Франции, вякни кто-то с депутатской трибуны нечто подобное, тут же угодил бы за решетку, несмотря на любые депутатские неприкосновенности. Когда в 1916 году в Дублине сторонники независимости Ирландии засели на почтамте и объявили-таки независимость, английские артиллеристы, чтобы войска могли добраться до почтамта без помех, без церемоний снесли огнем несколько прилегающих кварталов. А попавших в руки властей лидеров сепаратистов тут же повесили…
Впрочем, это уже другая тема. Вернемся в Россию. Там царил форменный пир во время чумы: ресторанные кутежи и прочие развлечения в разы превосходили то, что творилось во время японской кампании. Знаменитый ювелир Фаберже простодушно хвастал, что столько заказов у него никогда еще не было. За столиками самых дорогих и престижных кабаков гуляли интенданты, военные чиновники, бизнесмены, неизвестно откуда вынырнувшие молодчики с огромными бриллиантовыми перстнями на немытых пальцах и их «дамы» в самоцветах и соболях, манерами и ухватками как две капли воды напоминавшие уличных хабалок (какими они и являлись). Одним словом, полная и законченная гниль.
