– А ты сам как считаешь, Максим? Предлагаешь мне стать содержанкой и еще удивляешься – ужасно это или не ужасно?
– Да брось, Варь… Ну что ты, будто с луны свалилась, честное слово. Сейчас ведь все так живут… А некоторые женщины очень даже гордятся, что удалось устроиться таким образом… И любимой быть, и не бегать за куском хлеба насущного. Живут и радуются жизни, и ни от кого не скрывают! Я тебе больше скажу – нынче такое положение женщины считается более статусным и престижным, чем быть женой. У жены ведь и хлопот больше, и страхов больше… И при всем при том любви ей достается меньше. Разве я в чем-то не прав, Варь?
– Наверное, прав, Максим. Только правда твоя не по адресу, вот в чем дело. Для меня эта правда звучит унижением, хотя и понимаю, что таки да, отстала я от жизни… Я ведь пять лет в деревне прожила, а там, знаешь, такое женское положение определенными словами называется. И часто не совсем приличными. У меня даже на языке вертится одно словцо, да не хочется вслух проговаривать… Ты человек воспитанный, тонко чувствующий, так что прости, воздержусь. И не говори больше ничего, не надо! Все, ушла я, Максим.
Уже выходя из машины, она услышала, как он тихо произнес ей в спину:
– Ну и глупо, Варь… Чистоплюйство твое очень глупо выглядит…
– Чистоплюйство? – быстро спросила она, уже выйдя из машины и наклонив вниз голову. – Ты сказал – чистоплюйство?
– Ну да… А каким словом это еще можно назвать?
– Да, ты прав… Никаким, наверное. Прощай, Максим, не грусти…
Она быстро пошла к подъезду, на ходу доставая ключи из сумки. Открыла дверь, быстро шагнула внутрь и торопливо потянула дверь на себя, будто Максим собирался за ней гнаться.
Он вовсе не собирался. Сидел в машине, грустно смотрел ей вслед. Впрочем, грусть его была похожа на злую досаду. И где-то даже на оскорбление… Ведь так все хорошо придумал, все красиво! Чего этой женщине еще не хватает? Деревни своей? Вот и ехала бы в деревню, и проговаривала там свое неприличное словцо сколько угодно!
Ольга встретила Варю в прихожей, доложила виновато:
– Максим приходил, Варь… Я его пригласила чаю выпить. Не надо было, да, Варь?
– Да ничего, все нормально, Оль. Я с ним разговаривала сейчас, он в машине внизу ждал.
– И чего ему от тебя надо? Отношения хочет возобновить?
– Да. Он предлагал стать его содержанкой.
– И ты отказалась, конечно?
– А надо было согласиться, по-твоему?
– Не знаю, Варь… Это тебе решать. Он ведь любит тебя, до сих пор любит… А женился он потому, что с родителями ссориться не захотел. Его тоже можно понять, Варь.
– Да, все так… А только я-то его давно не люблю, вот в чем дело.
– Люблю, не люблю… Да разве сейчас можно на любви что-то построить… Я, как видишь, тоже пыталась… Ну да ладно, не будем больше об этом, Варь. Этот вопрос каждый сам для себя решает. Лучше скажи – чего так поздно сегодня? В школе задержалась, да?
– А меня сегодня уволили из школы. Я теперь снова безработная. И еще, Оль, знаешь, кто я?
– И кто же?
– Я чистоплюйка. Наконец-то слово для меня найдено, оказывается! Любви не нашла, золота в виде зарплаты тоже, так буду теперь чистоплюйкой, что же еще остается? Интересно, а кассиршей в супермаркет можно чистоплюйке устроиться или тоже нельзя?
– Варь… Что-то я не пойму… Ты сейчас плачешь или смеешься?
– А то и другое, Оль… Я в душ пойду, ладно? Смою с себя этот день… Так устала, не могу больше…
Под душем она стояла долго – хоть наплакалась вволю. Ничего не слышала, кроме шума воды. Не слышала, как позвонили в дверь…
Ольга открыла и шагнула назад, от удивления забыв поздороваться. За дверью стоял Иван.
– Здравствуй, Оля… – улыбнулся он ей и спросил, не дожидаясь ответного приветствия: – А мои дома?
– Да… Дома… – кивнула головой Ольга и, продолжая удивленно разглядывать Ивана, крикнула в дверной проем:
– Яся! Ясенька! Беги быстрее сюда…
Яся выскочила в прихожую, птицей бросилась к отцу, подпрыгнула, добежав, и он ловко подхватил ее на руки, прижал к себе, зажмурился от счастья. Ольга стояла, зажав ладонью рот, потом услышала, как перестала литься вода в душе… И проговорила, быстро убегая на кухню:
– Ой, у меня ж котлеты горят…
Варя вышла из ванной в накинутом на распаренное тело халате, с тюрбаном полотенца на голове. Увидев в прихожей Ивана с прижавшейся к нему Ясей, оперлась спиной о косяк, потом начала тихо сползать вниз, придерживая на груди халат. Иван опустил Ясю на пол, развел руки в стороны, проговорил немного растерянно:
– А я за вами приехал, девчонки… Не могу я без вас, хоть убейте… Поехали домой, а?
Варя совсем сползла на пол, тихо заплакала, опустив голову в ладони. Полы халата разошлись, обнажив круглые розовые колени, полотенце упало с ее головы, но она даже не заметила этого. Иван шагнул к жене, тоже опустился перед ней на колени, обнял, ткнулся губами в ее мокрый затылок.
– Совсем, совсем без вас не могу… – снова проговорил он и сглотнул трудно.
Яся смотрела на родителей во все глаза. Потом повернулась, убежала на кухню:
– Тетя Оля! Тетя Оля! А там папа с мамой сидят на полу и оба плачут… Почему они плачут, тетя Оля?
Ольга притянула к себе девочку, погладила по голове, ласково прошептала на ухо:
– Тихо, Ясенька, тихо, не кричи… Пусть они поплачут, Ясенька, пусть. Это очень хорошо, что они плачут. Это значит, что все у вас будет хорошо, Ясенька…
