Не остались в стороне от подписки и Самойловы. У Любови было недовольное лицо, когда она сдавала деньги, а у Надежды – красные глаза. Замечено было, что она пресекает всякую попытку старшей сестры выразить недовольство, а тем паче – позлословить о бывшей сопернице. Вообще – ничего, что могло бы опорочить память Вари Асенковой, Надежда Самойлова не произносила никогда… никогда, ни слова… Она исполнила последнюю просьбу умирающей.
Помалкивала о Варе Асенковой и Наталья Васильевна Шумилова. С нее было довольно того, что теперь все наследство мужа принадлежало ей. Неведомо, правда, пошло ли оно ей впрок, потому что никаких сведений о ее дальнейшей судьбе не сохранилось.
А про Скорского известно, что он сделал блестящую военную карьеру, однако спустя несколько лет после смерти Вари был послан с военной экспедицией в Венгрию, где и погиб в стычке с повстанцами. В каком-то маленьком венгерском городке, говорят, ему поставлен памятник.
Говорят также, что в тот вечер, когда безмерно опечаленный великий князь Михаил сообщил императору о смерти Асенковой, Николай Павлович лишь нахмурился и холодно сказал:
– Грустное известие. Театр без нее будет…
И осекся, перевел разговор на другое.
Однако вечером он попросил принести ему роман Гюго «Собор Парижской Богоматери» и долго листал его перед сном.
Что искал на его страницах император? Может быть, снова и снова перечитывал те бесхитростные слова Эсмеральды: «Я буду твоей любовницей, твоей игрушкой, твоей забавой, всем, чем ты пожелаешь. Ведь я для того и создана. Пусть я буду опозорена, запятнана, унижена – что мне до этого? Зато любима! Я буду самой гордой, самой счастливой из женщин!»
Перечитывал – и вспоминал, как она смотрела на него… смотрела, словно на солнце.
