– Почему ж смотреть? Ты мной командовать станешь! Сердиться да гневаться на меня, если что вдруг не так!
– Я? Гневаться? Да вы что…
– Да шучу я, Настенька, шучу… Надеюсь, мы с тобой хорошо поладим. Если честно, я ведь в другой дом-то и не пошла бы… К другой-то хозяйке… Это мама твоя меня надоумила – иди, мол, к Борису Иванычу, Настена уж точно тебя не обидит… Вот я и подумала – а ведь правда! Отчего ж денег не заработать, если такая возможность есть? Мама твоя и словечко за меня Борису Иванычу замолвила… Так что все хорошо, Настенька, будем жить душа в душу, каждая при своих делах! Ты бездельничать будешь, как барыня, – твое теперь право, замужнее! Я работать буду по совести да без боязни укору… Это ведь большое дело, когда не боишься, что хозяева тебя унижать станут! Согласись, есть в этом для меня резон?
– Не знаю, теть Марусь… Есть, наверное. А только все равно как-то странно со стороны выглядит…
– А чего странно, почему странно? Наоборот, очень даже хорошо все получилось! Лишние деньги никогда не помешают, было бы место, где их заработать! А деньги нам нужны, ой, как нужны… Сынок-то наш ипотеку в городе взял, теперь мается с семьей, ни на что не хватает… Своим деткам всегда ведь помочь хочется, за любую работу возьмешься… А тут такая оказия подвернулась, и Борис Иваныч хорошо платить обещал! Так что не сомневайся во мне, Настенька. Все хозяйство на себя возьму, тебя без заботы оставлю, живи себе барыней! Эка счастье-то тебе подвалило, правда? А уж как мама твоя довольна, и не передать… Ты как сегодня-то, целый день дома будешь иль планы какие есть?
– Да Борис вроде бы в город хотел меня повезти, после обеда…
– Ага! Понятно! Значит, я скоренько обед готовлю, а как вы уедете, сразу уборкой да стиркой займусь, чтобы под ногами лишний раз не болтаться. Чего на обед-то сготовить, Настенька? Чего Борис Иваныч больше всего любит?
– Не знаю пока, теть Марусь…
– Ну, тогда борща наварю. Какой мужик борщ не любит, правда?
– Наверное, теть Марусь…
– Да ты не будь квелой такой, иди, занимайся своими делами! Время-то уж к обеду идет… Иди, иди, я уж тут сама буду осваиваться…
К обеду Борис шумно вошел в дом, потянул носом воздух, проговорил громко:
– Чую, борщом пахнет! Со шкварками! Аж голова закружилась от запаха!
Тетя Маруся выглянула из кухни, заговорила быстро и ласково:
– Правильно угадали, Борис Иванович, борщ у меня! А на второе – котлетки вкусные! Садитесь, садитесь, сейчас я вам все подам…
– А где хозяйка моя?
– Так наверху, должно быть…
– Эй, хозяйка! – призывно крикнул Борис, обернувшись назад. – Давай спускайся вниз, обедать будем!
Настя показалась наверху лестницы, проговорила тихо:
– И правда очень вкусно борщом пахнет, теть Марусь…
– Давай-ка, хозяйка, пообедаем быстро да поедем! – скомандовал ей Борис, проходя на кухню. – В город поедем, по магазинам, как и обещал вчера. Я тут подумал – надо бы и шубу тебе прикупить, зима на носу… Самую лучшую выберем, самую дорогую, какую найдем! Будешь у меня лучше всех… Пусть завидуют!
Настя видела, как тетя Маруся быстро обернулась от плиты, как на нее глянула. Будто уже своим взглядом продемонстрировала ту самую зависть, о которой сказал Борис. Потрафила своему хозяину…
* * *
Настя быстро шла по дороге, опустив глаза в землю. Казалось, что на нее смотрят из всех окон близлежащих домов, и не просто смотрят, а усмехаются – вырядилась-то, вырядилась…
Неловко она себя чувствовала в новой красивой одежде. В теплой курточке тончайшей кожи, в длинных щегольских сапогах, в коротком узком платье. Нет, вещи красивые и модные, ничего не скажешь… Борис сам выбирал, осматривал ее критически. Потом советовался с девочками-продавцами, как на ней обновки сидят, хорошо ли. Девочки отвечали ему дружным хором – очень даже хорошо, просто замечательно! Вашу девушку невозможно узнать, как преобразилась! Борис вскидывал брови, вертел ее и так и сяк, будто она была манекеном в его руках. В конце концов, остался доволен…
Много он ей красивой одежды купил. Много. Она такого и не носила никогда. Впрочем, и не особо хотела как-то, не до этого было. Как вышла из школьной строгой одежды, так и ходила в джинсах да свитерах. Удобно потому что. Летом вместо свитера надевала трикотажную майку, вместо зимних теплых ботинок – кроссовки да легкие текстильные тапочки. А чтобы вот так… В платье с фактически голыми ногами, в длинных сапогах и фасонистой курточке… Ужасно непривычно! Кажется, все смотрят из окон домов и удивляются, и головой качают…
Нет, она понимала, конечно же, что, по большому счету, никому до нее дела нет, все своими проблемами заняты. И свою неловкость она сама себе придумала. И даже более того – зря придумала. И все надо делать наоборот. То есть не идти, ссутулившись и уперев глаза в землю, а гордо распрямить спину и шагать вальяжной походкой от бедра – смотрите, мол, на меня все, какая я красивая! Да только где же взять эту походку от бедра, если ее отродясь у нее не было? Особенно в последние годы, когда шныряла по этой дороге в магазин каждое утро и каждый вечер. Туда-сюда, туда-сюда… А иногда и бегом…
А вот и калитка родного дома. Открыла, зашагала по дорожке к крыльцу. В окне мелькнуло лицо Егорушки и тут же исчезло – встречать побежал, наверное… А вот уже и на крыльцо выскочил, побежал к ней навстречу в одних носочках – даже ботинки не успел надеть! Схватила его, прижала к себе, подняла над землей, потащила в дом – тяжелый какой стал…
Ввалились в дом, заговорили, перебивая друг друга:
– Я еще вчера тебя ждал, мам… Почему ты вчера не пришла?
– Я не могла, Егорушка, прости… Мы в город ездили, почти целый день там пробыли…
– А я тебя все равно ждал… Ты же обещала, что каждый день приходить будешь!
– Да, конечно, каждый день… Я постараюсь, Егорушка…
Она и не заметила, что в проеме двери стоит мама, опершись плечом о косяк и сердито уперев руки в бока. И улыбается тоже сердито, будто не очень довольна их разговором.
Вздохнув, мама заговорила и впрямь сердито:
– Ну что ты как маленький, Егорушка, честное слово! Только маленькие за мамкин подол держатся, а ты совсем уже большой, пора своей головой рассуждать! Я ж объясняла тебе, что мама теперь в другом доме жить будет, а мы с тобой здесь, вдвоем… Тебе разве плохо со мной, Егорушка?
Мальчик поднял глаза сначала на бабушку, потом перевел их на мать, пожал плечами озадаченно. А у Насти вдруг сердце перехватило жалостью, опять схватила сына за плечи, прижала к себе, глянула на маму с укоризной – зачем ты так…
– Ой, ой… Смотрите, какие телячьи нежности! – развела руки в стороны мама. – Еще заплачьте оба у меня сейчас, ага! Пойдемте лучше чай пить, я пирог с яблоками испекла! Заодно и нарядами новыми похвастаешь… Дай-ка я курточку твою рассмотрю, руками пощупаю…
