— Алька, блин! — выругался Лёша, нервно пройдясь своей пятернёй по волосам. После чего обречённо стукнул ладонью по столешнице. — Я не знаю, как это всё правильно сказать… Я всего лишь пытаюсь донести, что ты… ты для меня всегда была особенной и… мне очень жаль, что всё получилось так бестолково, — он замолчал, что-то разглядывая в своей тарелке, после чего резко вздёрнул голову кверху. — Я правда хочу быть частью вашей жизни… твоей и… нашего ребёнка.
От последних слов, внутри меня всё буквально сжалось в одну тугую пружину. Одновременно хотелось и плакать и смеяться.
— Хочу пройти через это всё… вместе, — тем временем продолжал он, не замечая того раздрая, что вызывал во мне своими словами. Ну как можно было быть одновременно таким умным и проницательным, и тут же таким непроходимым идиотом?!
Наконец-то он закончил свою речь, выжидающе уставившись на меня, давая возможность принять решение. В голове было столько мыслей, что толком не удавалось зацепить ни одну из них. Я смотрела на это этого родного и в тоже время чужого мужчину, понимая лишь одно — я могу уйти. Просто встать и уйти, пытаясь и дальше жить той жизнью, что вполне устраивала меня саму. Меня. Однако, насколько это было бы справедливо по отношению ко всем остальным?
И я… сдалась, послушно кивнув головой, на подсознательном уровне решив, что Лёшка мне не враг.
— Хорошо, — взвесив все за и против, приняла я неизбежное. — Ты имеешь право участвовать в жизни ребёнка, если… — в этом месте я невольно запнулась, но сделав глубокий вдох, всё-таки продолжила. — Если я беременна, — Лёшка поморщился, недовольный моим уточнением, словно вопрос моего положения был для него уже решённым. На этот раз я сумела сдержать своё раздражение, примиряюще добавив: — Я на завтра записалась кровь сдавать. Результаты будут примерно через день.
Лёшкины губы непроизвольно дёрнулись, правда улыбку всё же сдержал, хоть я и видела, как бескрайняя радость растекалась на дне его глаз. Но попытку скрыть приступ самодовольства я всё-таки засчитала.
В итоге между нами установилось странное взаимопонимание, неловкое и шаткое, мы будто бы заняли выжидающие позиции, гадая, какой же следующий ход предпримет оппонент. Но мы не были врагами, и у нас было слишком много всего в прошлом, настоящем и, возможно, будет в будущем, что заставляло нас заключить странный пакт о перемирии.
Дальше вечер протекал вполне мирно. Я таки отважилась отведать овощной салат. Правда, салатом дело не закончилось, и в какой-то момент я поймала себя на том, что воровала картошку из орловской тарелки, а тот и не возражал.
Мы болтали о каких-то мелочах, Лёшка выспрашивал о моей работе, смеялся над моими “гениальными” студентами, сочувственно кивал в те моменты, когда я, увлёкшись нашей беседой, особо рьяно возмущалась над тем, как можно было эпсилон обозвать “зе”.
Вечер до ужаса напоминал тот самый, случившийся полтора месяца назад, только тогда все было наоборот, и это я, дав волю своему любопытству, терзала Орлова своими вопросами. О том, что было дальше, я пока предпочитала не вспоминать.
Расслабившись под мирный ход нашей беседы, понимающие взгляды и вкусную еду, которая решила сделать мне одолжение и не просилась наружу, я едва не упала со стула, когда Лёшка озвучил свой очередной вопрос:
— А где отец Таси и Жени?
Я поперхнулась, едва не выплюнув яблочный сок прямо Лёшке в лицо.
— Э-э-э, а с чего такой вопрос?
— Да так, — ухмыльнулся он. — Должен же я понимать, чего ждать и на чью территорию захожу. Он участвует в их жизни? Или у них разные отцы?
По-моему, он не совсем понимал, о чём спрашивал, потеряв всякую осторожность, он говорил всё, что шло на ум, но, оценив моё скривившееся лицо, тут же спохватился:
— Извини, я, кажется, что-то не то говорю. Просто пытаюсь понять, как обстоят дела…
— У них один папа, — перебила я его изъяснения, отодвигая свой стакан с соком в сторону, от греха подальше.
Лёша удовлетворённо кивнул головой, после чего немного помолчал, пытаясь решить, куда дальше двигать нашу беседу. Но потребность расставить все точки над "i" всё же пересилила.
— А кто он? — выпалил Орлов, ничуть не смутившись.
И пока я хаотично бегала глазами по сторонам, пытаясь задушить нарастающий приступ паники, Лёша потянулся к моему стакану, видимо, решив, что раз я съела половину его жаркого, да и к тому же, по ходу дела, жду от него ребёнка, то и всё остальное у нас нынче общее. Правда, насладиться моим соком ему было не дано, ибо уже в следующий момент я всё же решила ответить на поставленный вопрос:
— Ты.
Ему не удалось сделать то, что всё же вышло у меня: Орлов закашлялся и… поперхнулся соком, невольно привлекая всеобщее внимание к нам.
Выглядело это забавно. Сначала он просто смотрел на меня круглыми глазами, затем фыркнул, очень громко и выразительно: “Пф-ф-ф-ф”, после чего попытался проглотить сок, но что-то пошло не так, и он действительно чуть ли не захлебнулся им, пустив через нос. Долго отплёвывался, откашливался, хватался за салфетки, при этом не отводя кругло-обалдевших глаз от меня.
А мне вдруг стало так хорошо на душе, вот прям так спокойно, что даже на мгновение стала безразлична его реакция. Главное, что от груза недосказанности, который таскала за собой львиную часть своей жизни, избавилась. И пока он совершал ритуальные танцы перед столом, я с невозмутимым видом сидела на своём месте и флегматично жевала хлеб, отщипывая маленькие кусочки от Лёшкиной булочки с чесноком.
Наконец-то отплевавшись, Алексей Игоревич сел на своё место.
— Извини, — буркнул он, стараясь взять себя в руки и откидывая в сторону использованные салфетки.
Я философски пожала плечами, закинув остатки булочки в рот. С новой силой хотелось есть, должно быть, от волнения. Покосилась в сторону меню, размышляя о том, насколько будет уместно, если я сейчас попробую сделать заказ. А вдруг Орлов решит прибить меня? И булочка с чесноком, который я даже не люблю, так и останется последним, что я съела? Обидно же. С сожалением отметила, что наши тарелки безнадёжно пусты. Отметила и испугалась, что сейчас думаю совсем не о том, впервые решив, как было бы здорово, окажись я всё-таки беременной, тогда моё странное поведение этого дня можно списать на гормоны, а не на то, что я совсем кукушечкой поехала. Или же всё это — стресс? Рано развившаяся деменция? Нужно будет посоветоваться с кем-нибудь с психфака. Зря я, что ли, у них раньше курс матстатистики читала?
— Альбион, — вполне будничным тоном прервал мои внутренние размышления Лёшка, — поздравляю, у тебя юмор прорезался.
Я настолько увлеклась постановкой диагноза, что совсем забыла, что тут ещё был Орлов, который старательно осмысливал полученную информацию.
“Наверное, всё-таки деменция”, — печально заключила я, переводя свой взгляд с тарелок на Орлова и его ямочку на щеке, появившуюся там в силу того, что он опять улыбался.
