Мраморная ступенька показалась мне приемлемо чистой, но мысль о том, что платье жалко, всё-таки успела пронестись в сознании. Впрочем, это была последняя моя мысль в тот день, не относящаяся к делу… то есть к Орлову.
— Развлеклась? — рыкнул он, явно видевший мой “поцелуй” с Вольновым.
И да, я могла уколоть его в ответ, благо настроение у меня для этого было подходящее. Но вдруг поняла, что не хочу. Не хочу с ним ругаться, у меня было слишком много вопросов, которые срочно требовали ответов.
— Ты сейчас на него или меня сердишься?
Лёшка предостерегающе сверкнул глазами.
— Что он тебе рассказал?
— Что ты был не в состоянии сам принять решение и Артур решил посодействовать.
Лёшка раздосадованно фыркнул, но опровергать сказанное не стал.
— И что ты думаешь об этом?
— Думаю, что это не моё дело.
Между прочим, я действительно так считала, мозгами, а вот всё остальное… буквально изнывало от потребности узнать, что у них там произошло. Какое счастье, что за тридцать с лишним лет своей жизни я научилась обуздывать свои страсти. Ницше бы мной гордился.
Орлов выжидающе на меня посмотрел, а я пристально разглядывала свои босоножки, не потому что смущалась, а потому что боялась не утерпеть и сказать то, что так усердно сдерживала в себе. Мне было не всё равно… на него.
— Ты же знаешь, — вдруг без всякого приглашения к разговору начал Лёша, — у нас с Ритой всегда всё было непросто. Вроде как вместе сложно, но и по отдельности не выходило. Ты не представляешь, сколько раз я полагал, что вот он, конец. Но всегда кто-то делал шаг навстречу, я… она. Был момент, когда мы полгода не виделись. А потом… Потом всё начиналось по-новой. Мы поженились, и всё как-то даже устаканилось. Я месяцами пропадал на вышках, мои вечные вахты будто бы всё уравновесили. Мы слишком мало жили вместе, чтобы успевать довести друг друга.
— Замечательная перспектива, — пробурчала я себе под нос так, что он не услышал.
— Мы почти шесть лет прожили в таком режиме, а потом… мне захотелось перемен, да и здесь, на материке, хорошие перспективы замаячили. И мы оба оказались к этому не готовы. Как выяснилось, нам хорошо было на расстоянии, а вот жить вместе долгое время… Наш предел — две недели, дальше мы просто начинали тяготить друг друга. Знаешь, вот просыпаешься ты поутру, а на соседней подушке человек, которого ты вдруг там видеть не хочешь.
Я понимала, сама не одно утро провела разглядывая спящего Виталика и терзая себя вопросом: “Почему он здесь?”.
— Мы старались. Не вышло. Я… первым осознал, что это тупик. Моего решения подать на развод Рита не оценила. Я для неё был собственностью, ведь столько сил было “вложено в эти отношения”, при том, что, уверен, она меня точно так же видеть не могла.
Он не жаловался, скорее просто выплёскивал всё то, что за долгое время накопилось на душе, глядя словно бы в пустоту перед собой. Его голос был ровный и спокойный, и это меня смущало.
— С Артуром мы дружили ещё с универа, потом вместе шельф разрабатывали, я “бурил”, а он командовал. Но ему это быстро надоело — слишком уж он комфорт любит, чтобы в “поле” работать, поэтому быстро ушёл в администрирование, связи позволяли. Его всегда удручала моя семейная эпопея. Он по жизни такой… человек-праздник. А со мной это не всегда легко провернуть было — сложно кутить, если у тебя дома ахтунг полный. Поэтому, когда я подал на развод, он едва ли не салют закатил. Но несмотря на то, что мы с Ритой разводились, меня это… не вернуло на путь истинный в его понимании. Я предпочёл уйти в работу с головой, что Вольнова категорически не устроило и он расценил это как мои страдания по бывшей жене.
— И тогда он соблазнил Риту?
Я полагала, что вопрос разозлит его, но Лёшка глянул на меня так, словно очень сильно сомневался в моих умственных способностях.
— Она что, девочка глупая, чтобы её “соблазнить” можно было? Ритка же не дура, ей после расставания со мной устраиваться в жизни надо было. Так что её выбор, её право…
Что-то в его словах не клеилось.
— Тогда что именно тебя злит в этой ситуации?
— А ты не понимаешь?
Я опять напряглась, судорожно прокручивая всё услышанное и в очередной раз убеждаясь, что сфера отношений вообще ни разу не моё.
— Каким бы человеком она ни была, — назидательно заметил Лёша, — она вряд ли заслуживает, чтобы кто-то воспользовался ею, чтобы встряхнуть меня. Действия Артура, они… в общем, это как минимум подло.
А вот этого я точно не ожидала. Хотя казалось бы, ну должна же была во мне женская солидарность взыграть?
— То есть ты переживаешь за Риту?
— Альбуцид, ну не тупи ты! Конечно, мне не всё равно будет на неё… Мы были вместе столько лет. Да даже если это опустить. Тебе не кажется, что чисто по-человечески это как-то не… очень?
Я ничего не думала, просто сидела и смотрела на него во все глаза, сопоставляя всё услышанное за сегодня.
***
Идея погулять по городу родилась сама собой, и не имело никакого значения, кому из нас она принадлежала. Вопреки всякой логике расходиться не хотелось — оба так или иначе понимали, что это наша крайняя встреча перед очередной разлукой, срок которой попросту был неопределим. Временами общее прошлое связывает посильнее любых симпатий, в действительности в глубине души мы были небезразличны друг другу, несмотря на все перемены, приключившиеся с каждым.
Внутри себя я злилась, на него, на себя… Так и хотелось накричать на Лёшку за то, что он так и не смог построить нормальную семью с Анисимовой, потому что этот факт вдруг обесценивал годы моего молчания. И пусть он ни черта об этом не знал, но я то могла видеть ситуацию абсолютно с другого ракурса, и… это обескураживало, делая бессмысленными все мои тайны и недомолвки.
Он тоже был не сильно разговорчивым, лишь иногда вставляя какие-то комментарии по поводу Питерских красот и достопримечательностей. К счастью, о моей жизни он больше не спрашивал — гарантий, что смогу нормально ответить, у меня не было.
Было примерно за полночь, когда мы решили махнуть пешком от Стрелки Васильевского острова на Петроградскую сторону, где так заманчиво блестел огнями "Летучий голландец". Время суток всё так же не поддавалось определению, если не смотреть на часы, а мы и не смотрели, забыв про телефоны, да и всё остальное. Питер был прекрасен, а мы… мы тоже были. Слегка запутавшиеся, загруженные своими эмоциями-чувствами-переживаниями, но неожиданно счастливые от того, что через тридцать лет от момента первой встречи можно было просто идти рядом и не чувствовать себя чужими.
Воспоминания нахлынули сами собой — обрывками фраз, несмелыми ухмылками и неясным блеском в глазах. И что-то таяло где-то там, в груди, заледеневшее ещё с десяток лет назад. В конце концов, мы были просто людьми. И да, это был идеальный момент сказать ему про детей, честно и безапелляционно, но во мне вдруг проснулась неистовая жадность, которая требовала этот вечер исключительно в свои владения. Необходимость простить себя и Лёшку огнём пульсировала в области грудной клетки, намекая на то, что прошлое можно и нужно отпустить.
