— Ладно проехали. Ты не сказала мне про Женю, так как решила, что на тот момент это сломает мне жизнь. Хотя… Я не согласен! С Ритой я был или без неё… в армии или дома… я бы хотел знать, что у меня родилась дочь.
В его последних словах было столько эмоций, до конца неясных мне, что злиться на него было бессмысленно, и я примиряюще заметила:
— Давай не будем спорить. Вышло так, как вышло. Зато перед тобой были открыты другие двери, которыми, как я вижу, ты сумел воспользоваться.
— Мда-уж, — скрипнул он зубами, явно несогласный со мной. — Будем считать, что твою мотивацию я понял. Но тогда как объяснить то, что случилось позже?
***
Сильно ли изменилась моя жизнь с появлением в ней Жени? Скорее нет, чем да.
Свои родительские обязанности я выполняла как положено: по часам — кормила, качала, гуляла, купала, укладывала спать… в общем, обеспечивала комфортный быт одному конкретному младенцу. А вот с эмоциональной привязанностью было чуть сложнее, и не потому что я не хотела, просто слабо представляла, что от меня требуется, а главное — зачем.
Однажды меня поймали на том, как я посреди ночи рассказывала двухмесячной Жене про дифуры*. Дочь смотрела на меня своими большими глазищами и будто бы даже удивлялась чему-то своему. Ну или мне просто так казалось.
Мама схватилась за голову, простонав, что двух математиков в одной семье ей хватит с лихвой, после чего выгребла из моей комнаты все учебники и конспекты, заменив их на детские сказки и песенки. Вот тут я, конечно, немного пострадала, предлагая заменить "Курочку Рябу" хотя бы на "Приключения Шерлока Холмса", потому что по сути какая разница, что читать, Женя же всё равно… не понимала. Лекцию про эмоциональный интеллект я слушала всю следующую неделю. Даже не знаю, откуда у Инессы Робертовны нашлось столько знаний на сей счёт, в середине нулевых только-только начинали про это говорить.
С выходом на учёбу всё значительно усложнилось, ибо я никогда не умела делать что-либо наполовину. Мне и в формулы свои с головой хотелось окунуться, и обязанности перед ребёнком выполнять тоже. В конце концов, это же был мой выбор, и никого обременять им мне не хотелось. Но родители до последнего стояли на своём: образование превыше всего, да и “залюбливать” внучку им так было значительно проще.
Мама с вековой бабулей действительно здорово нам помогали, полностью беря на себя заботу о Евгении Борисовне в те часы, что я пропадала в университете или же корпела над своими тетрадями. Я никогда не чувствовала, что дочка как-то меня ограничивает, потому что это было совсем не так. Мне даже было с ней интересно и удивительно: наблюдать, знать, понимать, как с каждым днём она меняется, растёт, совершает какие-то свои открытия, учится чему-то новому — агукать, держать головку, улыбаться, переворачиваться, хвататься за предметы, садиться, ползать, ходить… говорить. Каждое новое “впервые” было сродни некоему чуду. Даже многочисленные бессонные ночи переживались вполне нормально.
В моей голове работал бесперебойный хронограф, только и успевающий отмечать наши новые достижения: рост, вес, размер ноги, количество зубов, словарный запас… да всё что угодно. Лет до четырёх я каждое утро невольно замечала, сколько дней прошло от Жениного дня рождения.
Нет, всё не было таким уж гладким и безоблачным, никогда не забуду свою панику по поводу первой Женькиной многочасовой истерики. Когда не помогало вообще ничего и никто, ни доводы, ни знания. Лишь поднятая из глубин памяти фраза из сериала “Друзья” о том, что “дети иногда плачут просто так”, ещё как-то вселяла в меня надежду на то, что ничего ужасного не произошло. И ведь не за себя я переживала, а за дочь, которая искренне страдала. В голове проскользнула бестолковая мысль: “А может быть, ей со мной плохо?”
Но после каждого "плохо", приходило что-то новое, что с головой покрывало все страхи и волнения: несмелая улыбка, звонкий заливистый смех, тёплые объятия, мокрый поцелуй в нос и корявое “мама”.
В общем, мы постигали с Женей этот мир методом проб и ошибок. Я взрослела вместе с ней. В девятнадцать я была ещё ребёнком, но благодаря дочери мне пришлось вылезать из своего панциря, начиная взаимодействовать и общаться с огромным количеством людей (участковый педиатр, мамочки в песочнице, воспитатели в детском саду, орава орущих детей и дальше по списку), открывать в себе новые горизонты, совершать поступки, на которые я бы раньше никогда не отважилась, а главное — быть гибкой и находчивой.
Я закончила университет, когда ей было три года. На тот момент я знала чётко две вещи: 1) ради Жени я готова порвать всё и всех; 2) наше будущее — только в моих руках.
Родители никуда не делись, и даже сильно возрастная бабушка Тася всё ещё держалась, хотя и заметно сдавала, но к своим двадцати двум я вдруг ощутила острую потребность в… самостоятельности.
Мы с Женькой тогда шли из садика, о чём-то даже спорили (в плане говорливости на тот момент она могла бы дать фору многим), и на очередной мой веский довод ребёнок заметил:
— А бабушка сказала, что можно! — и прозвучало это настолько железобетонно, что до меня наконец-то дошло, что моё мнение для ребёнка в рейтинге стоит даже не на втором месте. Всё правильно, у нас была Инесса Робертовна, которую мы вместе слушались, которая была хозяйкой нашего дома, а мы с Евгенией всё ещё обитали в детской. И с этим нужно было что-то решать.
Самым непростым оказалось решить вопрос денег. Не начинать же взрослую жизнь походом к родителям с просьбой "занять на первое время”.
К тому моменту я уже поступила в аспирантуру, но аспирантскую стипендию вряд ли можно было счесть достаточным источником средств для девушки с подрастающим ребёнком. Пришлось идти на сделку со своей совестью. И я пошла… да-да, писать курсовые, решать лабораторные, ну и немного репетиторствовать (при мысли об общении со школьниками меня до сих пор берёт дрожь).
Как оказалось, если задаться целью и хорошенько поднапрячься, то можно добиться многого. Через полгода мы с Женей переехали на первую съёмную квартиру. Маленькую, не больше почтовой марки, старенькую, пахнущую кошками и валокордином, но зато нашу, хоть и временно. Сложнее было объяснить родителям — зачем. Выручила бабушка, велевшая не мешать ребёнку (то есть мне) жить своей жизнью.
Осознавала ли я полностью, насколько все усложнится? Нет. Я же всегда считала себя независимой от всего, но кто же знал, что домашний быт такой… регулярный и требовательный. За первый месяц отдельной жизни Женька на моих харчах похудела на килограмм, да и я сама заметно осунулась, за что получила такой нагоняй от матушки, что с очередной стипендии пошла скупать книги по кулинарии.
Но ведь всё решаемо, если захотеть?
Через два года я закончила аспирантуру и вместе с тем сменила пятьсот своих мелких и бестолковых подработок на преподавание в университете, попутно занимаясь математическим моделированием для частных компаний. В тот же год мне одобрили мою первую ипотеку, Женьке было пять, и обитать в одной комнате с ней становилось невыносимо — ребёнок требовал своего пространства и расписных стен с единорогами, что в условиях съёма было достаточно непросто осуществить.
