Я послушно согласилась.
Пока она выписывала мне направления, я скрестила свои пальцы с Артёмовыми, так если бы собиралась сделать шаг в бездну.
-Так. Когда у вас были последние месячные?
Озадаченно оторвала глаза от наших переплетённых рук и растерянно моргнула.
-Месячные?
Алла Сергеевна моргнула мне в ответ.
-Ну да, мне нужно знать ваш цикл.
Я стушевалась, судорожно копаясь в голове в поисках нужных дат и цифр. Артём вопросительно поднял свои брови, только ещё больше сбивая меня с толку.
-А это точно надо? – зачем-то интересуюсь я.
После чего Никольская не удержалась от сарказма.
-Ася, а вы точно врач?
-Я не помню, - блею я себе под нос, понимая, что даже навскидку не могу предположить, когда у меня были последние месячные. Кажется, в начале лета? Или в мае?
-А пойдёмте-ка на УЗИ сходим?
-Зачем? – всё так же туплю я.
-Просто сходим, - предельно мягко зовёт меня она, видимо, опасаясь, что с головой у меня проблемы.
Я лежу на кушетке, и врач УЗИст начинает водить датчиком по моему животу.
-Ась, а ты понимаешь в этом хоть что-нибудь, - Артём кивает в сторону экрана.
-Ну да. Патологии вряд ли обнаружу, но в целом – да.
-Вот, - вдруг вклинивается в наш разговор Никольская, показывая мне что-то на мониторе. Из-за её руки, правда, видно плохо, и мне приходится выгнуться. – Ася, вы понимаете, что это?
-Сердцебиение, - на автомате отвечаю я, глядя на частые сокращения, мерцающие на экране.
-Сердцебиение? А почему оно в животе? – не смог промолчать Тертышный.
Боже мой! Мы идиоты.
Через полчаса я на негнущихся ногах выхожу из здания клиники. Артём скачет следом, держа подмышкой мою сумку и ворох бумажек с назначениями, а второй рукой готовится в случаи чего начать ловить меня.
Тут я уже не выдерживаю, и плюхаюсь прямо на ступеньки крыльца.
-Аська, плохо? – пугается Артём.
Мотаю головой.
Он быстренько запихивает все бумаги в сумку, и опускается передо мной на корточки. С еле-сдерживаемым испугом рассматривая меня.
-Артём, что нам теперь делать?
-А чего ты хочешь?
Жму плечами.
-Есть? – выходит очень жалостливо, но зато его, наконец-то, прорывает на крики. Моя сумка летит в воздух, а сам Тертышный подхватывает меня на руки.
-Асют, ты хоть понимаешь, какая ты у меня?
-Нет, - чуть ли не плачу я, переполняемая эмоциями.
-Ты у меня… беременная.
* * *
На самом деле мы действительно два дебила, потому что срок у меня оказался уже приличный. Практически конец первого триместра. Артём ходит довольный, и если бы у него был хвост, он бы его обязательно распушил. Получается, что у нас получилось чуть ли не с первого раза. А может быть, и с первого. Вот тебе и не переживай, что мы не предохраняемся.
У меня же с эмоциями всё немного сложнее. Во-первых, это оказывается очень проблематично до конца осознать, что после всего того, через что мне пришлось пройти, беременность наступила так… просто. Во-вторых… я застываю. Внутри. Боясь, лишний раз пошевелиться или чихнуть. Наверное, это шок. Но по дому я хожу призраком и бледной тенью. Как же мне страшно начать хотеть этого ребёнка. А не хотеть я уже не могу. Тем более, что он Артёма.
Бедному Тертышному приходится туго, потому что как вывести меня из этого состояния он не знает. Да и Аня с папой, оказываются бессильны. Я вроде как всё понимаю, киваю головой, соглашаюсь, иногда даже отвечаю. Но обуздать свои мысли всё равно не могу, ибо срок на котором замерла моя первая беременность, с каждым днём становится всё ближе и ближе. И чтобы я не делала, но жуткие воспоминания сами рвутся мне в голову. Спасает только работа, на которой я ещё могу взять себя в руки. И если бы не этот факт, Артём бы просто запер меня дома, а так скрежеща зубами, каждое утро возит в больницу.
Перелом происходит однажды ночью. Меня словно выкидывает из сна. Я резко подскакиваю на кровати, хаотично ловя воздух ртом. Артём, чей сон за это время стал до ужаса чутким, подрывается мгновенно.
-Ася, что, где? Больно?
Смотрю на него круглыми глазами и молчу.
Он тоже смотрит, и видимо паника его тоже затапливает, потому что глаза чумные-пречумные.
-Ася, пожалуйста.
Я выдыхаю ещё раз и вдруг успокаиваюсь. Падая обратно на кровать. Артём осторожно ложится рядом, и несмело обнимает меня, кладя свою ладонь на мой пока еле обозначившийся живот. Обычно я ему это не позволяю, а тут прям нравится.
-Ась, ну скажи, хоть что-нибудь? А то я сейчас с ума сойду.
-Согрей меня, - непредсказуемо прошу я.
-Замёрзла? Сейчас, - пытается приподняться, чтобы натянуть одеяло, но я не даю, возвращая его обратно.
-Ась?
-Не так, - поворачиваюсь к нему лицом, закидывая на его торс свою руку. – Просто согрей меня.
И я целую его. Артём понимает всё верно. Этой ночью он был нежен как-никогда. Не знаю, насколько он сам смог получить удовольствие, но меня уж точно отогрел.
А утром я проснулась от слабо-ощутимых движений в животе.
И я поняла, мы живём дальше.
* * *
Артём отчаянно тащит меня в ЗАГС. Я же, пришедшая в себя, ничуть этому не сопротивляюсь.
Правда тот день, когда мы пришли подавать заявление, обернулся самым страшным позором в моей жизни. Потому что по документам, мы с Артёмом оказались… братом и сестрой.
А бедный отец в этот же день получил самую большую головомойку в своей жизни от бывшей жены.
-Ты о чём думал, - вопила тогда Марина на бравого генерала, -когда подделывал ею документы?! И что вот им теперь делать? Ты хочешь, чтобы твой внук родился вне брака?
Пришлось отцу брать ситуацию в свои руки. Таким образом, на какое-то время я стала Аселью Алимовой. Потом, правда, очень быстро перекочевала в стан Тертышных, но имя я всё-таки оставила.
Так что Артёма теперь порой клинит и по ночам он долго и томно шепчет «Тертышная Асель». Говорю же маньяк.
* * *
Беременность даётся не так легко, как хотелось бы. После тридцатой недели постоянная угроза преждевременных родов. В больнице лежать я не могу, наличие других пациентов постоянно заставляет мой врачебный мозг думать о чём-нибудь ужасном.
Поэтому я дома. Теперь очередь Артёма быть мрачным, а я вот держусь. Много читаю и смотрю видео… отчего-то кулинарные. Хотя готовить мне никто не разрешает. У нас дома постоянно кто-то есть. Аня, Марина, Алина… Они настолько усердно скачут вокруг меня, что я уже начинаю мечтать об уединении, становясь раздражительной и вредной.
