— Ну что, детка, развлечёмся?
Ответа от меня и не ожидалось. Тем более, Глеб закрыл рот поцелуем, одновременно резким движением закинув мою ногу себе на бедро, открывая доступ к самому сокровенному. Которому, чёрт возьми, дать бы отдохнуть, на секундочку! Я уже даже не думала о том, что хочу получить свою порцию удовлетворения, только бы это всё скорее закончилось и меня оставили в покое… И вот совсем не горела желанием оказаться сразу с двумя мужчинами… Однако мои желания, как всегда, никого не интересовали. Когда в меня одновременно вошли два члена не самых маленьких размеров, я лишь издала невнятный возглас — Глеб не отрывался от моих губ, целуя жёстко, властно, проникая языком в рот и требуя ответа. Хорошо, внизу во всех местах было растянуто достаточно, чтобы мимолётное неудобство лишь слегка кольнуло, растворившись в других эмоциях. Уже не столь острых и ярких, потому что и тело устало, и возбуждение почти улеглось — никого же не волновало, хочу я или нет продолжения. Просто перетерпеть и всё, и не думать, не думать, что во мне двигаются двое, заполняя до отказа, с каждым толчком проникая всё глубже и вырывая глухие стоны. Причём не удовольствия, а скорее по инерции, всё-таки какие-то физические ощущения я получала, тело отзывалось на вторжения.
А им оказалось мало, как поняла спустя пару мгновений. Им нужна была и моя страсть, покорность и реакция на их действия. Кажется, ладонь Глеба стиснула мою ягодицу, прижимая ближе и заставляя подаваться вперёд. Кажется, настойчивые пальцы Первого проникли между моим телом и телом Самойского, пробрались до низа живота. Глеб даже услужливо отстранил немного, для удобства, оставив в покое мои горящие, распухшие от грубого обращения губы. Пришлось изогнуться и повыше задрать ногу, чувствуя, как до нежных складок опять дотронулись, поглаживая, дразня, легко прихватывая влажную плоть и чуть оттягивая. Гос-споди… Я не хотела, очень не хотела поддаваться. Там всё болело от прикосновений, и удовольствие не спешило приходить, я только вздрагивала, кусая губы и про себя поторапливая, чтобы наконец меня оставили в покое…
— Лилечка, не разочаровывай!.. — прерывистым шёпотом, в котором звучало отчётливое предупреждение, произнёс Глеб, и его глаза сверкнули, а ладонь легла на мою грудь, чувствительно сжав.
Чёрт. Эмоции разлетелись разноцветными, острыми осколками, и тело нехотя откликнулось. По нему прошлась тёплая волна, растеклась от шеи до кончиков пальцев на ногах. Движения внутри не прекращались, рваный, прерывистый ритм захватил, заставляя подставляться и подстраиваться. Самойский нежно гладил набухший сосок, пощипывал, играл с ним, и боль смешалась с приятными ощущениями. Я сдалась. Зажмурилась, тяжело, сипло задышав, вцепилась в плечи Глеба, полностью погрузившись в происходящее. О том, насколько это грубо и непристойно, подумаю потом…
— Во-от та-ак, — протянул Самойский, и его бёдра задвигались быстрее. — Хорош-шо-о, детка…
Палец Первого тоже ускорился, заставляя хватать ртом воздух, задыхаться от внезапно нахлынувшего, пронзительного удовольствия. И я даже робко понадеялась, что… может, сейчас… Мои стоны перешли во всхлипы, я двигалась с ними, как одно целое, и мышцы внутри сжимались с каждым толчком, и спереди, и сзади. Боль прошла окончательно, как и неприятные ощущения, и остался только сладкий яд навязанного наслаждения. Тёмного и вязкого, как дёготь, лишающего разума. Я чувствовала себя совершенно беспомощной, зажатая мощными телами, распятая между ними и открытая. Пружина внутри скручивалась с каждым мгновением всё туже, я напряглась, как струна, ощущая горячую дрожь предвкушения… Тугие горошины сосков ныли и стреляли острыми вспышками при каждом, даже легчайшем прикосновении, добавляя переживаний, и я замерла на самой грани, почти перестав чувствовать тело. Оно превратилось в тугой клубок эмоций и раскалённых нервов, сыпавших обжигающими искpами, я сама не заметила, как начала извиваться, пытаясь максимально подстpоиться пoд мужчин, отдаться им целиком и полностью… Боже, кажется, я сошла с ума, если ухитряюсь получать и от такого удовольствие…
Сказка, пусть даже такая развратная и грязная, закончилась внезапно. Пальцы первого покинули разогретое, пылавшее огнём, нежное местечко и впились в мои бёдра, буквально насаживая на твёрдый орган, и я не удержалась от вскриков. Боль уколола изнутри, добавив горечи в эмоции, мои ногти вонзились в плечи Самойского, а Первый, глухо рыкнув, вдруг оcтановился, расслабленно выдохнув. Его рука обвилась вокруг моей талии, прижимая сильнее спиной к груди, а вторая подхватила ногу под коленку, задирая ещё выше. Я даже сообразить ничего не успела, лишь судорожно вздохнула, подавившись очередным стоном, растерянная и ослеплённая. Первый, так и не выйдя из моей попки, по-прежнему заполняя её, хотя уже не так туго, как парой минут раньше, держал крепко, и теперь Глеб вбивался в меня с настойчивостью отбойного молотка. Только лишь для того, чтобы с тихим шипением и особо глубокими выпадами кончить вторым и расплыться в блаженной улыбке. С-скотина… Как есть, скотина. Эгоистичный ублюдок, чтоб ему простатитом до конца жизни страдать.
Хотя, нет уж. Лучше останусь без удовольствия, чем получу его от рук кого-то из присутствующих. Если очень захочется, я вполне могу и сама справиться, когда домой приеду и заберусь наконец под душ. Я очень надеялась, что эмоции улягутся сами, и усну без дополнительных стимулов. Не хочу падать ещё ниже, чем уже есть… Смутно ощутила, как насытившиеся мужчины покинули меня, и стало прохладно, по влажной коже прошёлся бодрящий сквознячок. Подавив дрожь, я смежила веки, сосредоточившись на том, чтобы выровнять дыхание, подтянула колени ближе и стиснула между ними руки. Навязанная эйфория уходила, оставляя после себя лишь слабость, боль в некоторых местах и тянущее ощущение в мышцах, не привычных к таким нагрузкам. В голове было пусто и звонко, включился защитный механизм, и на сознание опустилась благословенная апатия. Надеюсь, это всё, господа любители горячей групповушки?
— Ну что, подпишем бумаги? — словно услышав мои безмолвные молитвы, непринуждённо спросил Глеб.
Я длинно выдохнула, только сейчас заметив, как напряжены были мышцы. После вопроса Самойского они превратились в желе, и я едва не растеклась по покрывалу, даже не обратив внимания на мелкие неудобства в виде неприятных ощущений между ног. Главное, от меня отстали… Однако я рано радовалась, как выяснилось спустя несколько минут.
— Лиля, ты спать собралась, что ли? — кто-то из мужиков провёл по моей ноге, в голосе слышалось удивление и лёгкое недовольство. — Давай, вставай, детка, выпьешь с нами, — пальцы обхватили мою лодыжку и настойчиво потянули.
Не сдержалась, тихо застонала, не имея никакого желания не только пить, но и вообще вставать. Тело всё ещё плохо слушалось, голова немного кружилась от слабости и усталости, ну и да, кое-где болело так, что я опасалась, смогу ли сидеть в ближайшее время. Интересно, а мазь здесь есть, или придётся просить Глеба в аптеку заехать?.. Кое-как приподнявшись на дрожащих руках, я оглянулась, разлепив глаза.
— Пожалуйста… — пробормотала беспомощно, загнав позорный всхлип поглубже.
Ещё истерику тут закатывать не хватало. Нет уж. Гордость — единственное, что у меня осталось где-то в глубине души.
