Развернулась, старательно отводя взгляд, чтобы не видеть его довольной физиономии с неизменной ласковой улыбкой, медленно опустилась на колени и… поползла. Очень хотелось зажмуриться, так стыдно мне не было никогда в жизни, но я не поддалась. Зачем давать Глебу лишний повод позлорадствовать и ощутить всю полноту своей власти? Пусть думает, что мне всё равно, устраивать истерики и валяться в ногах не собираюсь. Только… Если Самойский прикажет. Непроизвольно стиснула зубы, едва не перекусив стек, опять на несколько мгновений изнутри ожгла злость. Но перед глазами мелькнули кадры съёмки, и снова — тихие слова Глеба, что в следующий раз на моём месте окажется Аня. Да, если этот урод возжелает, чтобы я целовала его ноги… Чёрт. От безысходности хотелось кричать, в груди поселились пустота и холод, и я замерла у кресла Самойского, глядя перед собой невидящим взглядом.
— Хорошая девочка, — мурлыкнул он, забрав стек, и его ладонь провела по моим волосам. — Сядь и рассказывай, — кончик гибкой палки приподнял мой подбородок, заставив смотреть в лицо Глебу.
Он откровенно наслаждался. Своей властью, моей беспомощностью и покорностью. Предвкушал, что сделает со мной дальше, и я не пикну, не буду сопротивляться, послушно выполняя всё. Господи. Только сейчас пришло осознание, насколько Самойский страшный человек, и что освободить от него меня может, наверное, лишь его смерть. Мысль не напугала, не заставила испуганно отпрянуть. Я отстранённо согласилась с внутренним голосом, что — да. Я стану свободной, лишь убив Глеба. И плевать на всё… Только перед тем, как меня посадят за это, надо Аню отправить подальше из этого города. Продать квартиру, дать денег и надеяться, что у сестры получится начать жизнь заново.
Я едва не рассмеялась собственным нелепым размышлениям. Конечно, я не оставлю Аню одну. Без поддержки, друзей, связей, не имея толком навыков и профессии, она легко сможет стать добычей кого-нибудь типа Глеба. А я уже ничем не смогу помочь, если буду сидеть за решёткой…
— Лиля? — напомнил о себе Самойский с едва уловимыми строгими нотками в голосе. — Я слушаю.
Опустившись на пятки, я вынырнула из раздумий и сосредоточилась на настоящем. Так, как там ведут себя послушные Нижние со своими хозяевами?.. Правда, Глеб не тянул на настоящего Доминанта, извращенец чёртов, но это не отменяет того, что мне придётся делать всё по правилам. Почти. Ладно, это же всего лишь представление, своего рода. На самом деле, искренности в моих словах ни на грош, это показуха для Глеба. Задержав на мгновение дыхание, я облизнула сухие губы и заговорила.
— Простите, что обманула вас… Х-хозяин, — пробормотала я, чувствуя себя неимоверно гадко. Большего унижения, наверное, не придумать, и я не понимаю тех, кто ловит от этого кайф, неважно игра это или по-настоящему. — Я больше не буду.
— Чего не будешь, Лиля? — мягко уточнил Глеб, продолжая поглаживать меня по голове, как домашнюю зверушку, при этом кончик стека всё так же упирался в мой подбородок. — Расскажи.
Как же не хотелось упоминать Лёшу и то, что между нами происходило, при этом уроде. Мне казалось, что если сделаю, то замараю и эти светлые воспоминания, и больше ничего хорошего не останется в моей жизни. Попробуем схитрить, Лиля?..
— Не буду нарушать ваши запреты, — храбро ответила я, глядя в пространство за спиной Самойского и даже найдя силы мысленно усмехнуться. — И обманывать тоже не буду.
И иди ты туда, где темно и тесно, сволочь. Глеб помолчал, склонив голову к плечу и разглядывая меня, потом медленно кивнул, и я про себя облегчённо выдохнула. Значит, не заставит откровенничать дальше. Хоть что-то приятное во всей ситуации.
— Хорошо-о, — протянул он. — И что же мне сделать с тобой, Лиля, в качестве наказания?
Ну, это лёгкий вопрос, хотя при мысли о дальнейшем внутри всё смёрзлось в ледяной ком.
— Отшлёпать? — не слишком уверенно ответила я и по выражению глаз Самойского поняла, что сделала что-то не так.
Неправильный ответ? Или моё поведение?.. В груди шевельнулся страх, во рту появился кислый привкус.
— Как я сказал, ты должна обращаться ко мне? — мягкий голос Глеба обволакивал и проникал в самую душу, от него нервы натягивались до предела, и страх вот-вот грозил перерасти в панику.
Лучше бы орал и матерился, ей-богу. Такой Самойский, расслабленный, спокойный и вроде бы даже ласковый, пугал в разы сильнее. Точно, псих…
— Х-хозяин, — послушно повторила я хриплым голосом, чувствуя, как в горле першит, так оно пересохло.
— Я тебя не отшлёпаю, Лиля, — с нежностью, от которой меня затрясло сильнее, произнёс Самойский. — Я тебя выпорю как следует, девочка, и ты потом скажешь мне «спасибо» за это, ясно?
— Д-да, Хозяин, — почти шёпотом ответила я, а отчаяние и ужас превратили кровь в ледяную кашу.
Пальцы на руках и ногах похолодели, сердце билось тяжело, медленно, а воздух с каждым вздохом застревал и не желал проталкиваться в лёгкие. Выпорет. Господи. Наверняка вот этой вот тонкой штукой. Да меня в жизни не били, даже родители, даже за какие-то провинности! Глеб между тем поднялся, наклонился и ухватил за кружевной ошейник, потянув вверх и вынуждая подняться.
— Пойдём, Лилечка, — мурлыкнул Самойский и повёл вглубь комнаты.
Туда, где стояли всякие приспособления. Слюна стала вязкой, я сглотнула, окинув их суматошным взглядом и судорожно гадая, с чего начнёт Глеб, а он остановился около большой крестовины, кажется, она называлась «Андреевский крест». Меня поставили лицом к ней, Глеб поднял руки и прикрепил наручники за специальные кольца, а потом зафиксировал и ноги, раздвинув их. Я оказалась в очень уязвимом, беспомощном положении, видя только стенку перед собой. Самойскому только это и нужно было. Горячая ладонь провела по спине, погладила ягодицы, едва прикрытые кружевными лентами, пальцы поддели одну из них и легонько потянули. Жемчуг скользнул между слегка влажных складок, и я непроизвольно вздрогнула, прикусив губу. Приятные ощущения чуть сгладили сумбур в эмоциях, но всего лишь на несколько мгновений. Теперь уже пальцы Глеба гладили нежное местечко, настойчиво перебирая, дразня и заставляя тело нехотя откликаться. Дыхание немного участилось, зубы сильнее сжали губу, а напрягшиеся от волнения и тревоги соски, прижатые к прохладному, отполированному дереву, одарили волной мурашек. Чёрт, я не хочу, не хочу, чтобы мне это нравилось!
— Я разрешаю тебе кричать, детка, — шепнул Глеб на ухо, опалив горячим дыханием шею, и отстранился, убрав руку.
Я едва успела разочарованно вздохнуть, а в следующий момент услышала тихий, резкий свист, и бёдра обжёг хлёсткий удар.
ГЛАВА 11
Кожи как будто коснулась огненная плеть, она вспыхнула болью, и я дёрнулась, вскрикнув и широко распахнув глаза. Дыхание вышибло, и на ресницах задрожали выступившие слёзы. Да, вся моя решимость молчать и не давать Глебу удовольствия слышать меня, канула в Лету, едва стек снова опустился на моё тело. Казалось, он рассекает мышцы до крови, это в самом деле было больно, очень. Я всхлипнула, зажмурившись, тело задрожало, а пальцы сжались в кулаки, натянув кожаные манжеты наручников в бесполезной попытке высвободиться. И ещё удар, чуть ниже двух предыдущих, и по щекам уже катятся слёзы, сдержать которые не получается. Мышцы напряглись, ожидая следующего удара, внутри всё сжалось в предчувствии следующей порции боли, но… Её не последовало.
