(«Попятное направление в русской социал-демократии»)
65
В либеральных и радикальных салонах буржуазного «общества» социал-демократы могли слышать нередко сожаления о том, что революционеры оставили террор: люди, дрожавшие больше всего за свою шкуру и не оказавшие в решительный момент поддержки тем героям, которые наносили удары самодержавию, эти люди лицемерно обвиняли социал-демократов в политическом индифферентизме и жаждали возрождения партии, которая бы таскала для них каштаны из огня. Естественно, что социал-демократы проникались ненавистью к подобным людям и их фразам и уходили в более мелкую, но зато и более серьёзную работу пропаганды среди фабрично-заводского пролетариата.
(То же)
66
Взгляните на те промыслы, в которых рабочие ещё не добились себе защиты закона и в которых рабочие не могут оказывать сопротивления капиталистам, – и вы увидите безмерно длинный рабочий день, доходящий до 17−19 часов, вы увидите надрывающихся за работой детей с 5−6-летнего возраста, вы увидите поколение постоянно голодающих и вымирающих мало-помалу с голоду рабочих. Пример: те рабочие, которые работают у себя по домам на капиталистов; да всякий рабочий припомнит ещё много и много других примеров!
(О стачках)
1900 год
(№ отрывка: 67)
67
Окончив в настоящем году срок гласного надзора, я вынужден был избрать себе для жительства из немногих разрешённых мне городов город Псков, ибо только там я нашёл возможным продолжить свой стаж, числясь в сословии присяжных поверенных, подведомственных С.-Петербургскому совету присяжных поверенных. В других городах я бы не имел никакой возможности приписаться к какому-либо присяжному поверенному и быть принятым в сословие местным окружным судом, а это равнялось бы для меня потере всякой надежды на адвокатскую карьеру. Будучи вынужденным поселиться в городе Пскове, я позволяю себе повторить ходатайство моей жены и моей тёщи о разрешении моей жене, Надежде Константиновне Ульяновой (урождённой Крупской), отбывать оставшуюся ещё ей треть назначенного ей срока гласного надзора не в Уфимской губернии, а в городе Пскове. В настоящее время жена моя поселилась уже в Уфимской губернии, куда я не имею даже права въезда, ибо эта губерния принадлежит к числу изъятых; далее, в этой губернии пособия лицам, отбывающим гласный надзор, не выдаются, а профессиональная (педагогическая) деятельность для моей жены теперь закрыта, – следовательно, мне придётся содержать её из своего заработка, а я могу рассчитывать теперь на самый скудный заработок (да и то не сразу, а через некоторое время) вследствие почти полной потери мною всех прежних связей и трудности начать самостоятельную юридическую практику. Поэтому необходимость содержать в другом городе жену и тёщу (здоровье которой, вследствие её престарелого возраста, сильно пострадало от жизни в Сибири, куда ей пришлось ехать вместе с дочерью) ставит меня в безвыходное положение и заставляет заключать неоплатные долги. Наконец, в течение уже многих лет я страдаю катаром кишок, который ещё усилился вследствие жизни в Сибири, и теперь я крайне нуждаюсь в правильной семейной жизни.
(подпись: Потомственный дворянин Владимир Ульянов)
(Прошение директору департамента полиции, 23 марта)
2. Выбор цели
(07.1900 – 07.1903)
От автора
В 1900 году Ленин возвращается в Европейскую Россию, некоторое время живёт в Пскове, совершает ряд личных и деловых поездок по российским городам и в конце июля уезжает в Швейцарию. Проведя переговоры с Плехановым, перебирается в Мюнхен. Здесь он вместе с Цедербаумом и Потресовым издаёт социал-демократическую газету «Искра». В редакцию входят также «старики» Плеханов, Аксельрод и Засулич. С самого начала между старой и молодой частью редакции устанавливаются неприязненные отношения, до поры до времени сглаживаемые общей задачей. В эмиграции есть другой центр кристаллизации российских социал-демократов – группа «Рабочее дело». Все усилия «Искры» направлены на оттирание конкурентов от зарубежных финансовых источников. На фоне «рабочедельской опасности» искровцам удаётся сохранить единство.
В апреле 1902 года Ленин уезжает в Лондон, так как германское правительство запретило издавать на своей территории антирусскую газету.
Здесь следует остановиться на «проблеме локализации». Дело в том, что Ленин постоянно переезжал с места на место, у него никогда не было собственного жилья. Кроме того, из временного пристанища он постоянно совершал поездки, иногда весьма продолжительные. Подобная непоседливость объясняется не только служебной необходимостью, но и природными чертами характера. До революции вполне оседло Ленин жил только в Симбирске. Если принять за точку отсчёта относительно постоянное место жительство Ленина, то первая эмиграция распадается на мюнхенский период (август 1900 – апрель 1902), лондонский (апрель 1902 – апрель 1903) и женевский (май 1903 – ноябрь 1905).
Живя в Лондоне, Ленин в феврале 1903 года выезжает в Париж, где читает лекции в так называемой «Русской высшей школе общественных наук». Из числа слушателей и преподавателей РВШОН вскоре было сформировано руководство всех оппозиционных партий России, её учредителем был глава русского масонства М. М. Ковалевский.
Внешне 1900−1903 годы – это продолжение периода «интеллигентного Ленина», в число его друзей и соратников входят такие люди, как Цедербаум, Плеханов или Потресов, в РВШОН он читает лекции наряду с Милюковым или Черновым. Но ожесточённая борьба с эмигрантскими группировками и до поры до времени скрытое, но всё увеличивающееся соперничество внутри искровцев быстро формируют Ленина следующего периода: расчётливого цепкого политика и одиозного скандалиста. Кроме того, в этот период формируется «Ленин-теоретик». Если в период ссылки он искренне считал себя рядовым марксистом, то теперь, ведя с Плехановым ожесточённые, хотя и скрытые от посторонних идеологические споры по поводу программы партии, Ленин начинает пробовать себя в роли партийного идеолога.
Втягивание с головой в эмигрантские кружковые дрязги отдаляет его от русской интеллигенции. В этот период происходит размежевание между «легальными марксистами», в своей массе имеющими высшее образование, и «ортодоксами», недоучившимися студентами, а зачастую и просто необразованными людьми. Струве, Бердяев, Булгаков или Туган-Барановский тоже занимались в этот период политической деятельностью, по русским условиям иногда весьма грязной, однако это всё-таки не демагоги и не политиканы, а ученые и философы. Полемика между ними и социал-демократами была встречей двух культур: с одной стороны – аргументы и стремление установить истину, с другой – ругань, заушение, навешивание политических ярлыков. Уже к периоду основания РСДРП с «социал-демократами» русским образованным людям было всё ясно. Произошло размежевание не партийное, а культурное.
Ленин по своему происхождению и воспитанию принадлежал к русскому образованному классу, но сознательно сделал выбор в пользу полуазиатских интеллигентов колониального типа. Возможно, им двигали карьерные соображения («молодец среди овец»), но в какой-то степени и патологические, хулиганские черты характера. К концу этого периода закрепляется непередаваемый ленинский стиль ведения полемики. Примерно такой (в шутку я взял в качестве объекта ленинской критики предмет его обожания):
