(Доклад о земле на II всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, 8 ноября)
1199
Не наша вина, что эсеры и меньшевики ушли. Им предлагали разделить власть, но они хотят подождать, пока кончится борьба с Керенским.<…> Петроградский гарнизон это знает. Он знает, что мы хотели советского коалиционного правительства. Мы из Совета не исключали никого. Если они не хотели совместной работы, тем хуже для них.
(Доклад о текущем моменте на Совещании полковых представителей петроградского гарнизона, 11 ноября)
Выступление на заседании Петербургского комитета РСДРП (б)
1200
Для всех, следящих за литературой, – не новость полемика, которая велась в «Рабочем пути», и мои выпады против Розенфельда и Апфельбаума. В «Деле народа» говорилось, что большевики побоятся взять власть. Это заставило меня взяться за перо, чтоб показать всю несостоятельность и бездарную глупость социалистов-революционеров. («Удержат ли большевики государственную власть?»). Был поднят вопрос на заседании о выступлении. Боялся оппортунистов со стороны интернационалистов-объединенцев, но это рассеялось, а нашей партии члены – не согласились.
Это меня крайне огорчило. О восстании вопрос был давно поднят, и я никогда не отказывался, даже несмотря на несогласие Апфельбаума и Розенфельда. Раз известно, что восстание необходимо и неизбежно, но товарищи Апфельбаум и Розенфельд стали агитировать против восстания. Я стал их рассматривать как штрейкбрехеров. Я даже обратился письменно в ЦК об исключении их. Я резко выступил в печати, когда Розенфельд выступил в «Новой жизни». Но потом насчет этого замолчал, я не хотел бы относиться к ним строго. На переговоры Розенфельда в ЦИК о соглашении я смотрю доброжелательно, ибо принципиально мы не против.
После того как социалисты-революционеры отказались от власти, я понял, что они <…>
[112], после того, как поднял сопротивление Керенский. После победы над ним, после того, как красногвардейцы оказались столь подготовленными и с таким энтузиазмом (это не секрет), с Москвой дело затянулось. Наши пали в пессимизм. Москва, мол, громится, мы взять власть не можем и пр. И тут возник вопрос о соглашении.
Дело восстания – новое, и тут нужны другие силы, другие качества. В Москве, например, произошло много таких случаев, где проявлялась юнкерская жестокость. Расстрел пленных солдат и пр. Юнкера – буржуазные сынки – понимали, что с властью народа кончается власть буржуазии. Еще на конференции мы наметили ряд мер, программу и о захвате банков и пр.
Большевики были часто чересчур добродушны. А если бы буржуазия была победительницей, она бы поступила как в 48 и 71 г. Кто же думал, что мы не встретим саботажа буржуазии? Это же младенцу ясно. И мы должны арестовывать директоров, и их кратковременные аресты давали результаты очень хорошие.
Это меня не удивляет, знаю, как они мало способны к борьбе, им бы сохранить тепленькие местечки. В Париже гильотинировались, а мы лишим их карточек, тех, кто не получает от профессиональных союзов, что исполним свой долг.
И вот в такой момент, когда мы у власти – тут раскол. Апфельбаум и Розенфельд говорят, что мы не захватим власти и пр. Я не в состоянии спокойно выслушивать эти доводы как измену.
Что им хочется? Чтоб началась поножовщина? Только пролетариат может вывести страну. А соглашение? Нам сочувствуют социалисты-революционеры, если Гурвич будет сочувствовать, а Гурвич – есть буржуазия. Сказка – детки зарежут и т. д.
Я не могу даже говорить об этом серьезно. Бронштейн давно сказал, что объединение невозможно. Бронштейн это понял, и с тех пор не было лучшего большевика.
Апфельбаум говорит, что мы не Советская власть, мы одни большевики. Социалисты-революционеры и меньшевики ушли, но не по нашей вине.
Мы избраны съездом советов. Это организация новая, в неё идут те, кто хочет бороться. Это не народ, но авангард, за которым тянется масса. Мы идем с массами, активными, не усталыми. Сейчас отказываться от восстания – откатиться к массам усталым, а мы – с авангардом. Советы себя определяют. Советы – авангард пролетарских масс. Нет других – вся буржуазия и пр. Теперь нам предлагают повенчаться с городской думой – это абсурд.
Нам говорят, что мы хотим ввести социализм – это абсурд. Мы не хотим делать крестьянский социализм. Когда нам говорят, что надо остановиться, – это невозможно. Кто говорит, что мы не Советская власть? А кто же мы? Не соединяться же с думой. Если бы нам еще предлагали соглашение с Румчеродом, с Викжелем и пр. Это торгашество. Может быть, еще с Калединым согласиться, а потом они будут вставлять палки в колеса. Это мизерное торгашество, а не Советская власть. На конференции надо поставить вопрос именно так для того ли только, если мы отдали кусок власти думам, а он только так стоит, 99% рабочих за нас.
Если будет раскол – пусть. Если будет их большинство – берите власть в ЦИК и действуйте, а мы пойдем к матросам.
Мы у власти. Буржуазия начинает приходить к тому, что их нужно «проглотить». Не переходить к «Новой жизни», это какие-то слизняки беспринципные: то с нами, то с меньшевиками. Говорят, что мы одни не удержим власти и пр. Но мы не одни. Перед нами целая Европа. Мы должны начать. Теперь только социалистическая революция. Все эти несогласия, сомнения – это абсурд.
Когда я говорил: будем бороться хлебными карточками – лица солдат оживляются. Нам говорят, что солдаты неспособны. Но нам говорят ораторы, что раньше они не видели такого энтузиазма.
Только мы создадим такой революционный энтузиазм, только мы способны бороться и пр. А меньшевики? За ними не пойдут. Вот на предстоящей конференции и нужно поставить вопрос о дальнейшей социалистической революции. Перед нами Каледин, мы еще не победили.
Когда нам говорят, что «власти нет», когда нам необходимо арестовывать – мы будем. Но если нам будут говорить: ужас и пр. – диктатура пролетариата. Вот Викжеля арестовать – это я понимаю. Когда кричали об арестах, то тверской мужичок пришел и сказал: «всех их арестуйте». Вот это я понимаю. Вот он имеет понимание, что такое диктатура пролетариата.
Без соглашений!
(14 ноября)
***
1201
Мы и раньше заявляли, что закроем буржуазные газеты, если возьмём власть в руки. Терпеть существование этих газет, значит перестать быть социалистом. Тот, кто говорит: «откройте буржуазные газеты», не понимает, что мы полным ходом идём к социализму. И закрывали же ведь царистские газеты после того, как был свергнут царизм. Теперь мы свергли иго буржуазии. Социальную революцию выдумали не мы, её провозгласили члены съезда Советов, никто не протестовал, все приняли декрет, в котором она была провозглашена. Буржуазия провозгласила свободу, равенство и братство. Рабочие говорят: «нам нужно не это».
(Речь на заседании ВЦИК, 17 ноября)
