Записка Бронштейна Ленину:
Не возражаю. Бронштейн.
Записка Ленина Розенфельду:
Вас назначить и членом коллегии НКНац, и председателем «Совета национальностей», дать Вам двух помощников: (двух «националов», тактичных, знающих) Енукидзе+? (+ с совещательным голосом Владимирского).
(Переписка с Розенфельдом и Бронштейном, 15 мая)
1835
Корреспондент:
Рабоче-крестьянская республика принципиально отказалась выплатить долги по займам царского правительства, однако она обещала по заключении мира с Эстонией выплатить ей большую сумму золотом. Чем это объяснить?
Ленин (широко улыбаясь):
Эстония благожелательно относится к рабоче-крестьянскому государству, и рабоче-крестьянское правительство в ответ на эту благожелательность дало обещание уплатить ей золотом.
(Беседа с японским корреспондентом Р. Накахирой, 4 июня)
1836
Вы сказали т. Беленькому, что опыты могут быть в пятницу (т.е. сегодня). Случилось одно особое, военно-политическое обстоятельство такого рода, что мы можем ЛИШНИХ МНОГО ТЫСЯЧ потерять красноармейцев на этих днях. Поэтому мой абсолютный долг просить Вас настойчиво ускорить опыт
[133] И ПРОИЗВЕСТИ СЕГОДНЯ обязательно, если есть хоть малая возможность (всю чёрную работу, вроде регулировки мотора, Вы должны сдать ДРУГИМ, не занимаясь сами пустяками). Очень прошу ответить мне тотчас с посланным и как можно точнее, подробнее; я бы не стал Вас торопить, если бы не требовалось НЕМЕДЛЕННОЕ политико-стратегическое решение архиважное.
(Письмо С. Ботину, 4 июня)
1837
Теперь я имею свободных четверть часа и потому могу (и должен) сказать Вам подробнее и яснее, что были явно допущены ошибки и что надо прямо, честно, решительно от этих ошибок отказаться. Иначе серьезнейшее дело будет испорчено. Ошибкой было то, что было недоверие к «спецу», которое мешало сразу ему ВСЁ сказать и поставить ОПЫТ быстро. <…> Теперь Вы мне обещали полное доверие к «спецу», и я верю, что Вы вполне убедились в его партийности и абсолютной преданности революции. Поэтому я должен Вас просить: исполните Ваше обещание мне ПОЛНОСТЬЮ (иначе ошибки ПОВТОРЯТСЯ неизбежно). Завтра же, с утра ВСЁ «СПЕЦУ» ПОКАЖИТЕ, РАССКАЖИТЕ (пока ПОМОЩНИКИ подвозят вагоны и делают подготовительную работу). Тогда вместе со «спецом» ОПЫТЫ будут произведены без проволочки. Прошу Вас ответить мне, что Вы это обещаете.
(Письмо С. Ботину, 4 июня)
1838
Советую:
1) Красину шифром: «мерзавец Ллойд Джордж надувает Вас безбожно и бесстыдно, не верьте ни одному слову и надувайте его втрое».
2) Керзону: послать, по-моему, издевательскую телеграмму (конечно, когда УЖЕ дали оружие, то ОН начал наступление, а не ВЫ, и когда дали УГОЛЬ, то ОН повёл суда, а не вы, и в таком духе).
(Письмо Чичерину, 11 июня)
Речь на 2-м совещании ответственных организаторов по работе в деревне
1839
Несмотря на то, что наши предложения в области мира шли чрезвычайно далеко, несмотря на то, что некоторые из очень торопливых и по части языка в высокой мере революционных революционеров называли даже наши предложения толстовскими, хотя на самом деле большевики, кажется, своей деятельностью достаточно доказали, что толстовщины в нас никто по найдет ни одного грана, мы считали своим долгом перед таким делом, как война, доказать, что мы идём на максимально возможные уступки и в особенности доказать, что из-за границ, из-за которых проливалось столько крови, мы воевать не станем, для нас это дело двадцатистепенное. Мы шли на такие уступки, на которые ни одно правительство идти не может; мы давали Польше такую территорию, которую полезно сравнить с опубликованным, кажется вчера, документом, исходящим от верховного органа союзников, англичан, французов и других империалистов, и в этом документе полякам указываются восточные границы. <…> Эти господа определяют польские границы, определяют так, что они идут несравненно дальше на запад, чем-то, что предлагали мы. Этот акт, исходящий от союзников в Париже, наглядно показывает сделку, которая произошла между ними и Врангелем.
1840
Войну ведут польские авантюристы, эсеры, партия польских социалистов, люди, среди которых мы больше всего наблюдаем того, что наблюдаем у эсеров, а именно – революционных фраз, хвастовства, патриотизма, шовинизма, буффонады и пустышки самой полнейшей. Этих господ мы знаем. Когда они, зарвавшись в войне, теперь начинают пересаживаться в своем министерстве и говорят, что они нам предлагают мирные переговоры, мы скажем: пожалуйста, господа, попробуйте. Но мы рассчитываем только на польских рабочих и на польских крестьян; мы тоже будем говорить о мире, но не с вами, польские помещики и польские буржуа, а с польскими рабочими и крестьянами, и увидим, что из этих разговоров получится.
Товарищи, сейчас, несмотря на те успехи, которые мы одерживаем на польском фронте, положение все же такое, что мы должны напрячь все силы. Самое опасное в войне, которая начинается при таких условиях, как теперь война с Польшей, самое опасное – это недооценить противника и успокоиться на том, что мы сильнее. Это самое опасное, что может вызвать поражение на войне, и это самая худшая черта российского характера, которая сказывается в хрупкости и дряблости. Важно не только начать, но нужно выдержать и устоять, а этого наш брат россиянин не умеет. <…> Мы били Колчака, Деникина и Юденича и прекрасно, а добить мы настолько не умели, что оставили Врангеля в Крыму. Мы говорили: «ну, теперь уж мы сильнее!» – и поэтому целый ряд проявлений расхлябанности, неряшливости, а Врангель в это время получает помощь от Англии. Это делается через купцов, и доказать это нельзя. Он на днях высаживает десант и берёт Мелитополь. Правда, мы его по последним сведениям отобрали назад, но мы и тут упустили его самым позорным образом именно потому, что мы были сильны. Потому, что Юденич, Колчак и Деникин были разбиты, российский человек начинает проявлять свою природу и идёт отдыхать, и дело распускается; он губит потом десятки тысяч своих товарищей из-за этой своей неряшливости. Вот черта русского характера: когда ни одно дело до конца не доведено, он всё же, не будучи подтягиваем из всех сил, сейчас же распускается. <…> Должен быть лозунг – всё для войны! Без этого мы не справимся с польской шляхтой и буржуазией; необходимо, чтобы покончить с войной, отучить раз навсегда последнюю из соседних держав, которая смеет ещё играть с этим. Мы должны отучить их так, чтобы они детям, внукам и правнукам своим заказали этой штуки не делать (Аплодисменты.) <…> Пока война не кончена полной победой, мы должны гарантировать себя от таких ошибок и глупостей, которые мы делали ряд лет. Я не знаю, сколько русскому человеку нужно сделать глупостей, чтобы отучиться от них.
