Такое, чему не должно было быть места во дворце.
Граф Маклахан и его секретарь о чем-то тайно разговаривали с людьми из свиты принцессы Зарейна, хотя они вполне могли побеседовать об этом днем. Причем открыто, выбрав один из множества дворцовых кабинетов.
Значит, тут дело либо в людях — этих четверых ни в коем случае не должны были увидеть вместе, — либо в разговоре, который не должен был достичь чужих ушей.
Именно поэтому они воспользовались тайным ходом, о существовании которого, подозреваю, знали еще со времен предыдущего отбора.
Браммеры и Маклаханы, два сапога пара… А теперь к ним добавились еще и зарейнцы.
И я в который раз очень сильно пожалела, что не знаю чужого языка.
Впрочем, сожалением делу было не помочь, поэтому я принялась раздумывать о людях, которых увидела в той комнате. С графом и его секретарем все было ясно — вернее, я еще больше укрепилась в мысли, что с ними не все чисто.
Что же касается остальных, то тот, важного вида и с усами, скорее всего, был кем-то из высокопоставленных зарейнских чинов, прибывших в Стенстед в свите принцессы. Зато второй, с желтым узким лицом и тюрбаном на голове, наверное, их охранял.
И этот его тюрбан почему-то не давал мне покоя. Вернее, связанная с ним мысль…
Интересно, почему же он не снял его с головы? Солнце в разгар ночи вряд ли могло напечь ему затылок.
Он его не снял, сказала я себе, потому что это в традициях его страны. Наверное, какой-то отличительный знак или же символ, указывающий на принадлежность к обособленной группе или же клану…
Тут мои ладони вспотели, а во рту моментально пересохло, потому что я вспомнила одну из книг в папиной библиотеке. Речь в ней шла о тех самых традициях разных стран, и были подробно описаны зарейнские воинские кланы.
Мужчины одного из них как раз носили похожий головной убор — в книге были картинки, — не снимая его ни при каких условиях. Для них это бы означало бесчестие, что равносильно смерти.
Жестокие и умелые воины из клана самритов, они испокон веков состояли на службе у шейхов Зарейна. Об их беспощадности и воинской доблести слагали легенды, и мало кто мог уйти, если они шли по следу…
В этот момент мне окончательно стало не по себе — самрита на мою голову только не хватало!..
Впрочем, вскоре я смогла себя убедить, что тот мужчина с узким желтым лицом не мог… Вернее, он не должен был меня заметить, так что волноваться мне не о чем.
Это они должны были волноваться — я увидела нечто, подозреваю, крайне важное. И собиралась об этом рассказать Джеймсу Стенвею.
* * *
Джеймс Стенвей, герцог Раткрафт
— Неужели этим вечером мы обойдемся без шахмат? — поинтересовался у него король, взглянув на Джеймса озадаченно. — Редкий случай, надо его отметить!
Скинув камзолы и ослабив шейные платки, они сидели в рабочем кабинете Брайна. Кузен налегал на любимый коньяк, тогда как Джеймс решил обойтись без выпивки. Не собирался затягивать эту встречу, планируя переговорить с королем, после чего отправиться восвояси.
Несмотря на поздний час, у него было полным-полно работы.
— Если ты не настаиваешь на партии, то, пожалуй, на этот раз обойдемся без вечерней игры, — отозвался он. Затем все-таки признался: — К тому же мне не помешает перевести дух после поражения.
— Неужели поражение? — вскинул бровь двоюродный брат. — И кто же посмел?.. Признавайся, кто он, этот умнейший человек, и я тотчас же дам ему место в своем Ближнем Круге!
Это была шутка, на которую Джеймс натянуто улыбнулся, так как все еще не мог познать сути этого феномена. Думал, впереди его ждет приятная игра с Агатой Дорсетт, во время которой он станет ей поддаваться, отпуская комплименты «несомненным» умениям леди Корнуэлл. При этом наслаждаться ее обществом, одновременно пытаясь разобраться в чувствах, которые она у него вызывала.
Но все обернулось совсем не так, как он ожидал. Партия закончилась его полным и безоговорочным поражением.
Джеймс проиграл, но утешал собственное самолюбие тем, что не отнесся к своему оппоненту так, как следовало бы. Агата Дорсетт уже много раз показывала себя серьезным противником. Причем не только в шахматах, но и во всем остальном.
Она, словно острая игла, засела где-то у него в голове, претендуя на то, чтобы забраться прямиком ему в сердце. И он до сих пор не мог решить, что со всем этим делать. Продолжать ли бороться, пытаясь от нее отстраниться, посмотрев на происходящее со свойственным ему сарказмом, или же сдаться…
Сдаться на милость победительницы и посмотреть, что из всего этого выйдет.
Неожиданно Джеймс обнаружил, что король смотрит на него, склонив голову. Кажется, Брайн дожидался объяснений, но, так их и не услышав, заговорил первым:
— Пожалуй, я догадываюсь, кто это был, и думаю, что ты хочешь поговорить со мной именно об этом. Вернее, поинтересоваться моими намерениями по отношению к одной из избранниц на моем отборе.
— Возможно, так оно и есть, — отозвался Джеймс, подумав, что его кузену не отказать в проницательности.
— И еще, судя по всему, это вовсе не Бэсси Берналь. Вернее, мне так много раз нашептали, что это не Бэсси Берналь, что у меня не осталось в этом ни малейших сомнений.
— Нет, это не Бэсси, — качнул головой герцог. — Я уже говорил тебе, что существование леди Берналь меня нисколько не волнует.
- Вижу, ты относишься к ней с прохладцей, — отозвался король, после чего отпил янтарной жидкости из бокала. — Но все-таки признай, Джеймс, что в остроумии Бэсси не отказать, а ее красота сразу же затмила всех на этом отборе!
Но Джеймс не спешил признавать ни одного, ни другого, подумав, что во дворце есть та, кто могла бы дать Бэсси Берналь сто очков вперед. Как в остроумии, так и в красоте. А еще, что он уже второй день не мог выкинуть ее из головы, и с этим нужно было что-то делать.
- Знаю, — тем временем продолжал его двоюродный брат, — ты уже предостерегал меня от ошибки и говорил, что Бэсси Берналь как раз такой и будет. Я даже начал подумывать, а не достать ли мне из сокровищницы Сердце Арондела, чтобы древний артефакт помог мне сделать правильный выбор… Но затем решил, что разберусь без него, потому что предпочитаю совершать собственные ошибки.
— О да, я это вижу! — не удержался от колкости Джеймс.
— Но и ты, похоже, торопишься совершить свои, — тут же парировал Брайн, — потому что слишком откровенно интересуешься одной из моих избранниц. Весь двор об этом только и говорит! Агата Дорсетт… — произнес король ее имя, словно пробовал на вкус многолетней выдержки коньяк. И Джеймсу это, опять же, не понравилось. — Скажи мне, ты хочешь, чтобы я отпустил ее с отбора?
— Я хочу, чтобы ты поступил разумно, — отозвался герцог Раткрафт, вытянув длинные ноги и уставившись на огонь.
