— …потому и не продает ее. Триста восемь лет, во как. Кому она нужна, суша эта? Уж лучше мы так, по воде. С воды оно все красивше будет. Чего мы там, на суше, не видали…
— Так, говоришь, за шесть дней будем?
— Лет сто назад дошли бы за пять, но «Семерочка» уже не так бодра, как раньше.
— А покажи-ка мне, любезный, пузырь, — велел Дайм.
— Как же… это ж… — вытаращил глаза кок. — Сердце «Семерочки»! Шкипер с меня шкуру того.
— Воздух и разум, вторая категория, — улыбнулся ему Дайм, предъявляя Цветную грамоту.
Оригинал, как и положено, хранился в Конвенте, а оптическая копия, заверенная тем же Конвентом, могла быть активирована в любой момент безо всякой физической привязки, одним лишь желанием. Крохотный фокус, доступный даже шерам условной категории — и единственное возможное для них управляемое проявление дара.
Вместо ответа кок вытаращил глаза еще больше и быстро-быстро закивал.
— Ну что, идем. — Дайм встал, попутно отметив изумительно ровный ход шхуны.
Конечно же, кок повел его сначала к шкиперу. Тот изрядно поломался, даже рекомендация Парьена и грамота второй категории не произвели на него должного впечатления. Уж очень он боялся за свою «Семерочку» — что немудрено, если учесть, что рассказанная коком байка о корабле, подарившем команде бессмертие, была чистой правдой. Как и то, что заночевав на суше, любой из команды это бессмертие потеряет. Но дар убеждения Брайнонов сделал свое дело, и шкипер, кряхтя и ворча о том, что никому нельзя доверять в наше неспокойное время, провел Дайма в кормовое отделение трюма и отпер обитую бронзовыми полосами и зачарованную как банковское хранилище дверь.
— Вы поосторожнее с ней, вашсветлсть, — глядя на мутноватую, низко гудящую и переливающуюся сферу, с нежностью в голосе попросил шкипер. — «Семерочка» ласку любит.
— Не волнуйтесь, почтенный. «Семерочке» понравится.
Словно услышав, радужные пятна заскользили по поверхности пузыря, слились и вспыхнули, делая сферу идеально прозрачной. В глубине ее плавали семь крупных, с дикий орех, живых жемчужин глубокого синего цвета. Дайм чуть не ахнул: такой роскошью не мог похвастаться даже флагман имперского флота, а тут — древняя шхуна. Вот уж Парьен мастер на неожиданности.
— Точно, нравится ей, — проворковал шкипер, взглядом лаская всплывшие и прилипшие к сфере там, где ее касались руки Дайма, жемчужины. — Девочка моя хорошая.
— Не отвлекайте, почтенный.
— Все-все, ухожу!
Едва дверь за шкипером закрылась, Дайм отстранился от реальности и нырнул в странный водный мир. Жемчужины пели, шептали, показывали глубины залива Сирен, где они родились и выросли, спеша поделиться с редким гостем, способным говорить с ними.
«Покажи! — наконец потребовали они. — Все, что видел».
И Дайм показал — самое драгоценное, что было у него. Родной замок Маргрейт, в котором не был полвека. Мать, брата и сестер — не виденных столько же. Нечаянно обретенного названного отца — хмирского Дракона. Темного шера Бастерхази — своего возлюбленного и убийцу. И Шуалейду, почти сбывшуюся мечту.
«Она красивая, синяя, — пропели жемчужины. — Она придет к нам? Она такая же, как мы!»
«Я спешу к ней».
«Все люди куда-то спешат, — в шепоте жемчужин послышалась грусть. — Люди уходят слишком быстро. Но ты можешь остаться с нами, жить долго-долго и увидеть весь мир. Приведи свою синюю женщину, и поплывем к Драконьему Пределу. Куда захотите».
Увидеть мифический Драконий Предел, побывать у царицы Сирен, плыть в бесконечность вместе с Шуалейдой — что может быть прекраснее?..
«Спасибо, я спрошу у нее. Если она захочет — поплывем».
«Да. Приходите!»
Дайм с трудом оторвал холодные, онемевшие ладони от сферы, тяжело поднялся и, покачиваясь, вышел за дверь. В голове была пустота, все казалось мутным и расплывчатым. Он привалился к переборке и закрыл глаза. Надо отдохнуть, немного поспать. Под журчание воды за обшивкой так хорошо спится.
— Эй, вашсветлость! Ваш светлость, говорю! — разбудил его знакомый голос. — Чего ж вы тут. Пойдемте в каюту, ваш светлость. Вон, устали-то как. Зато «Семерочка» уж довольна так довольна, спасибочки вам. Бежит по волнам, словно молоденькая стала.
Кок что-то говорил, провожая Дайма до каюты, но он не слушал. Ноги еле переставлялись, журчание воды убаюкивало. Тем более что солнце уже садилось — пора спать. Спать.
Глава 23. Черная шера
Покажи людям то, что они ожидают увидеть. Тогда реципиент обманет себя сам, а тебе останется только подтолкнуть его в нужную сторону. Минимум затрат и максимум эффекта — вот работа мастера.
С.ш. Дамиен Дюбрайн
25 день ласточек. Риль Суардис
Себастьяно бие Морелле, Стриж
Заложенная пером книга под названием «Введение в систематизацию стихий» какого-то светлого шера по фамилии Парьен и с припиской «рекомендовано для первого курса Магадемии» оказалась на удивление интересной. Увлекшись, Стриж чуть не пропустил возвращение Шуалейды. Когда снизу раздался звук открывающейся двери, он как раз читал о крови лилового Дракона: магия разума, иллюзий и правды. По утверждению давно почившего шера, идеальное дополнение и усиление для фиолетового — желтый, стихия Дракона-Барда. Разум и искусство: магия неявной сути, непроявленных вероятностей, слияния истины с ложью в акте творения. Казалось, еще несколько строчек, и он поймет что-то очень важное. Жизненно важное. Вот только голоса внизу…
Стриж прислушался ко второму, мужскому.
— …Ваше высочество позволит присутствовать при изготовлении аккумулянтов?
— Конечно, пойдемте наверх.
Стрижа окатило ужасом: он узнал голос. Мастер Ульрих во дворце? Проклятье!
Сладко и сытно пахнуло кровью, тени по углам сгустились…
«Спокойно. Дыши ровнее. Еще ровнее, — скомандовал себе Стриж, не смея призвать Хисса. — Никакого страха, никакой Тени, если не хочешь, чтобы она заподозрила неладное».
Сжав в руках книгу, Стриж огляделся: две секунды на поиск надежного убежища.
Книжные шкафы, кресла, окна. Кушетка, стена с оружием. Вот оно! Теперь бы немножко удачи!
— …не займет много времени, — звучит голос Шуалейды.
Шаги двух пар ног на лестнице, в такт. Затем сбиваются, замедляются, останавливаются. Пауза. Легкие шаги приближаются. Тихо, на цыпочках. Замирают совсем рядом.
— Тигренок? — тихо, еле слышно.
Невесомое касание: Шуалейда проводит пальцами по макушке, поправляет невесомый горностаевый мех. Вздыхает, почти беззвучно шепчет:
— Систематизация стихий, — делает паузу и продолжает чуть громче: — пойдемте, дру Ульрих. Тише, не разбудите его.
