Вот хоть о гадкой девчонке, которая наотрез отказывалась принимать его ухаживания. Игнорировала. Сбегала. Загораживалась от него то своей дикой рыжей ире, то капитаном Герашаном, то вовсе юным бароном Наба. Своим официальным фаворитом.
Как? Роне не мог понять, как ей вообще в голову пришло предпочесть ему, огненному шеру, этого мальчишку с жалкой каплей дара?!
Но ничего. Она скоро поймет свою ошибку. И придет к нему сама. За помощью. Потому что больше-то не к кому. А для этого всего и надо, что немного подтолкнуть и так расшатанную смертью отца, ненавистью старшей сестры и подростковым гормональным бунтом психику короля. Ни в коем случае не нарушая Первого Закона Империи и клятв, принесенных Конвенту.
— Ману, — позвал Роне. — Ты спрашивал, что за ерунду я придумал? Сейчас увидишь. Даже поможешь.
— Я помогу? Ты меня с кем-то спутал, Ястреб.
— С дохлой книженцией, пятьсот лет мечтающей вернуться в ряды живых? — парировал Роне.
— Хиссово ты отродье, — безобразно довольно отозвался Ману. — Выкладывай.
— Умеешь ли ты наводить порчу, друг мой Ману?
Фолиант презрительно зашелестел страницами, объясняя всю антинаучность подобной чуши.
— Наш многомудрый Конвент тоже не верит в сглаз и порчу. А зря. То, что не под силу сделать дипломированному магистру, легко удается деревенской бабке. Потому что это вопрос веры, друг мой Ману.
— Когда ты начинаешь рассуждать о вере, мне становится страшно, Ястреб.
— Кажется, я раньше о вере и не рассуждал?
— Вот как раз раньше… А, не будем о старом добром времени. Итак, ты намереваешься навести порчу на… кого?
— Не угадал. Порчу будешь наводить ты. Ты — не подданный империи, не служащий Конвента и вообще давно умер.
— Твоя логика безупречна, — хмыкнул Ману. — И как же я, по-твоему, буду ее наводить? И на кого?
— На наше юное величество, разумеется. Итак… Эйты, самопишущее перо!
Требуемое было подано тут же. А фолиант подставил пустую страницу. Еще бы не подставил! Истинный ученый никогда не откажется от эксперимента.
— А теперь читай вслух, — закончив писать короткие строчки, велел Роне.
— Морок и подлость, слабость и муть, глупость с тоскою окрасят твой путь, куда б ты не шел, не летел и не плыл, себя ты, Суардис, сегодня забыл, — прочитал Ману кривые стишки и выразительности ради добавил от себя: — Бу-у!
Видимый эфир не колыхнулся, ни одна сторожевая нить, оплетающая спящего короля, не дрогнула. Только ключ на алтаре Хисса запульсировал чуть быстрее, повеяло запахом старой мертвечины, а луна, сквозь ветви эвкалипта заглянувшая в окно, подмигнула: правильным путем идешь, сын ночи.
— Тьфу ты, проклятая кровь! — выругался Роне, стряхивая наваждение. — Ну и дрянь.
— Полнейшая дрянь, — согласился Ману, принявший форму человека. Прозрачного и сидящего в воображаемом кресле, но кого это волнует? С ним хотя бы можно поговорить. — И как мы узнаем, сработало или нет?
— Легко. Если на днях Герашан помчится отправлять внеочередной отчет, а Шуалейда придет ко мне — значит, все сработало. Ну и… ты в подростковом возрасте дурил, признайся?
— В двенадцать я писал свою первую диссертацию. Если это сойдет за дурь, то — да, несомненно.
— Да уж, кого я спрашиваю. Ты мастер этого дела, — хмыкнул Роне и отвесил призраку поклон.
— Надеюсь, сработает. Хотя, Ястреб, куда проще было бы сказать прямо. Вряд ли Шуалейда откажет тебе в помощи.
Роне скривился. Просить избалованную, капризную девчонку о помощи? Ему, почти шеру-зеро?! Да никогда! Тем более что она откажет. Уж если она отказалась от триады, обещающей легендарную мощь, просто потому что в этом проклятом мире не принято доверять темным шерам! И вместо помощи он получит насмешки. Или же она просто воспользуется оказией и добьет его.
Он бы — добил.
М-да.
Так что единственный вариант — чтобы просила она. А он, так уж и быть, ей помог. В обмен на сущую малость — ее в его постели. Естественного обмена энергией через сексуально-эмоциональный контакт ему хватит. Она даже и не заметит, что было что-то еще. И чем скорее она придет к нему, тем лучше. Не факт, что он дотянет в здравом рассудке до приезда Дюбрайна. И не факт, что решится рассказать ему правду.
— Кардалонского, друг мой Ману? — отмахнувшись от неприятных мыслей, предложил Роне.
— Почему бы и нет, — пожал плечами тот. — Выпьем за успех твоего безумного предприятия.
— Нашего безумного предприятия, — поправил его Роне.
И привычно задержал дыхание, утишая приступ рвущей на части боли. Чужое сердце выбрало именно этот момент, чтобы сократиться и подтолкнуть Хиссову смесь, текущую в его жилах вместо крови.
Часть 2. Глава 1. Песни русалок
Темный шер, он как крокодил. Сегодня ест у тебя с рук, а завтра сожрет тебя вместе с перчатками.
С.ш. Энрике Герашан
20 день ласточек, Лес Фей
Шуалейда шера Суардис
— Ты пришла сказать мне «да»? — раздался над поляной властный, полный отзвуков ревущего пламени голос. Прямо из прибрежных зарослей солнечных ромашек.
Шуалейда вздрогнула, в животе похолодело от страха: ширхабом нюханный Бастерхази опять сумел ее обмануть. Спрятался, подкараулил, и она не сумела его почувствовать. Злые боги, как отвратительно быть слабой и беспомощной!
— Нет. Даже не мечтай! — яростно выплюнула она.
По Лесу Фей пронесся порыв ветра, сбивая листья и ломая ветви. Испуганные русалки с плеском ушли под воду.
Проклятье. Опять она не сумела сдержаться.
Медленно выдохнув, Шу успокоила взбесившиеся стихийные потоки, выдохнула еще раз и напомнила себе: она пришла сюда не ради убийства, а ради тишины, покоя и света, ради запаха моря и сосен, ради ощущения близости Дайма…
Он был здесь. Он напитал это место своей силой, своей любовью — и потому здесь выросли ромашки. Белые, желтые, розовые и голубые, лиловые и оранжевые, сотни ромашек, из которых ни одна не похожа на другую ничем, кроме запаха.
Моря. Сосен. Мокрого песка. Капельки оружейной смазки.
Запаха Дайма.
Здесь Шуалейда могла хоть на несколько мгновений поверить, что Дайм вернется к ней, что ее безумная сделка с Люкресом не пропала даром.
Здесь было хорошо. До того как сюда заявился Бастерхази.
Тот самый мерзавец, который проклял Кая. Да так хитро, что даже Энрике не сумел обнаружить проклятия. Даже сама Шуалейда!
Она сутками напролет штудировала древние фолианты, посвященные разным видам проклятий. Изучила тысячу их разновидностей, откопала самые странные и дикие, проверила Кая сотней разных способов. И ничего не нашла. Ни единого следа. Ни крохотной зацепки. Любой бы на ее месте отступился, плюнул и списал изменения в характере Кая на стресс, пубертатный период и прочая, прочая.
