Она чувствовала, как за ее спиной трезвеет Каетано, осознает, в какую ловушку попал, пытается отцепить от себя девицу Ландеха и — так же застывает. Ни пошевелиться. Ни слова сказать. Ничего. Шу точно знала, кто виноват: Бастерхази что-то сделал с воздухом вокруг короля, не затронув защитные амулеты. Вот он, последний элемент плана Ристаны, будь она проклята.
Шу перехватила взгляд Альгредо — понимающий и разочарованный, и тут же по нервам ударило торжество советника Ландеха.
И — в мертвой тишине раздался рокочущий пламенем голос Бастерхази.
«Мое предложение все еще в силе».
— Ты… — прошептала она и только по недоумению Мануэля поняла, что кроме нее никто темного шера не слышит.
«Соглашайся, Шуалейда. Одно твое слово — и Ристана проиграет».
«Нет! Ни за что!» — мысленно закричала Шу, потянулась к Источнику… и опять увязла в инертном желе.
«Твоя глупая ненависть дорого обойдется твоему брату».
Убедившись, что магия недоступна, Шуалейда дернулась к брату: устроить скандал, драку, да что угодно, лишь бы не позволить Ристане объявить о помолвке короля с девицей Ландеха. Но не смогла пошевелиться. Все то же проклятое желе загустело и держало ее. А внутри росло отчаяние, поднималось бессильными слезами.
«Отпусти меня! Ты не смеешь! Я… я пожалуюсь Светлейшему!»
«Светлейший не станет вмешиваться во внутренние дела Валанты. Подумаешь, безвременная смерть почти бездарного мальчишки и еще восемнадцать лет регентства Ристаны, для него это несущественная мелочь».
«Бастерхази, если ты сейчас же не прекратишь это, я… я убью тебя! Видят…»
«Не разбрасывайся клятвами».
И тут же она ощутила на своих губах его обжигающие, властные губы, а всем телом — твердое, знакомое до последнего волоска тело. Ее опалило жадным огнем, растопило, вплавило в темного шера. На какой-то безумный миг это показалось совершенно правильным, прекрасным, самым лучшим и самым нужным на свете — словно встал на место и начал прирастать вырванный кем-то кусок ее сердца…
«Ты нужна мне, моя Гроза. Я…» — пророкотало темное пламя, рождая в самой глубине ее сути ответную дрожь.
Все в тот же безумный миг ей показалось, то он сейчас скажет: «Люблю тебя». Она почти слышала это. Почти готова была выдохнуть: «Я тоже люблю тебя, Роне». Но…
«Я… в последний раз предлагаю свою дружбу».
От боли, разочарования и злости на себя, наивную дуру, потемнело в глазах. Она изо всех сил оттолкнула проклятого темного — и… ничего. Он лишь глухо и совсем невесело рассмеялся. А сквозь его смех до ушей Шуалейды донеслось:
— …подтвердим дату королевской свадьбы на Осеннем балу. Конечно, траур только закончится, но наш покойный отец желал, чтобы род Суардисов был продолжен как можно скорее… У нашего возлюбленного брата слабое здоровье… не более полумесяца… народный праздник…
Ристана торжествовала и не желала этого скрывать. Ей удалось поймать глупого мальчишку в примитивную ловушку. Он сам в эту ловушку полез, пригласив Виолу Ландеха на танец. Ристане всего-то и надо было, что явиться в подходящий момент и «соединить любящие сердца» при сотне свидетелей. Ну и самое главное, чтобы свидетели видели — король не протестует, а вполне доволен помолвкой. А если он вздумает потом затеять скандал, обвинить Ристану в манипуляции и подлоге, а Бастерхази — в нарушении закона о неприкосновенности августейших особ, ему никто не поверит. Ведь все знают, что юный король без ума от горя после смерти отца и потому много пьет и ведет себя совершенно не по-королевски. Совет, послушный Ристане, легко признает Каетано недееспособным, дай им только повод.
Вот он, ключевой момент плана. Предательство Бастерхази. Нарушение закона. О, если бы Шуалейда была хоть немного сильнее и опытнее, если бы она хотя бы понимала, что и как делает Бастерхази!..
Потому что на самом деле Каетано протестовал. Здесь и сейчас. При сотне свидетелей.
«Нет! Вы не смеете! Прекратите! Я не хочу на ней жениться! Шу, помоги же мне!» — кричал Кай, колотясь о стены воздушного кокона.
Но протестов Каетано никто, кроме Шуалейды и Бастерхази, не слышал и не видел. Проклятый темный шер не только запер его в ловушке. Он показывал гостям убедительную иллюзию: слегка пьяного, немного растерянного, но вполне довольного происходящим мальчишку. Даже Зако с Мануэлем видели морок, и даже капитана Магбезопасности этот морок обманул. Почему, почему Двуединые одарили темного шера столь щедро? Это несправедливо!
«Отпусти немедленно!» — рванулась из призрачных рук Шуалейда.
«Или ты будешь моей, или Каетано женится на Ландеха и умрет, — угрожающе пророкотал Бастерхази, сжимая ее сильно, до синяков на ребрах. — Ну?»
«Ни я, ни Кай не будем твоими куклами. Будь ты проклят!», — выдохнула она.
«Я уже проклят, ваше высочество», — в голосе Бастерхази прозвучала такая горечь, что Шу едва его не пожалела. Едва? Не считается! Она ненавидит предателя и будет ненавидеть всегда!
«Отпусти!» — снова потребовала она… и наваждение отпустило. Инертное желе растаяло, потоки снова свободно струились вокруг нее.
Шуалейда судорожно вдохнула, шагнула к брату… И в этот момент четко осознала две вещи. Во-первых, что она опоздала. Помолвка уже объявлена, иллюзорный Каетано уже на все согласился и даже поблагодарил дорогую сестру. А во-вторых, что одна, без помощи Дайма, Шуалейда ничегошеньки не сможет изменить. Ей не стереть память сотне гостей, слишком тонкая работа. Разве что устроить во дворце пожар или наводнение…
Советник Ландеха уже раскланивался с королем, неся чушь о преданности, семейных узах и всеобщей любви. Раскрасневшаяся девица Ландеха плакала от счастья, повиснув на рукаве жениха. Ошалелый от запоздалого понимания своей глупости Каетано застыл памятником самому себе и уже не пытался скандалить. Или же Бастерхази предусмотрительно объяснил ему возможные последствия скандала, и Каетано не решился проверить его слова на практике. Гости торопились поздравлять короля с близким семейным счастьем. Прямой, как шпага, герцог Альгредо твердым шагом шел прочь из зала. Бледный до зелени Зако, только сейчас протолкавшийся к другу и сюзерену, сжимал кулаки, играл желваками и искал, кого убить. Энрике стоял рядом с королем и делал каменное лицо, хотя получалось у него плохо: гости инстинктивно старались держаться от него подальше. Мануэль же крепко держал Шуалейду за руку, как будто это могло уберечь ее от какой-нибудь глупости.
Милый, верный друг Мануэль. Он уже просчитывал, как вызвать графа Ландеха на дуэль, ведь смерть главы рода — это траур, а в траур нельзя выходить замуж.
Шуалейда тоже готова была убивать, так же, как убивала в Олойском ущелье, и плевать на Конвент, на монастырь Прядильщиц, на любые последствия плевать!.. Кроме последствий для брата. Если она подставится под обвинение в убийстве или сумасшествии и оставит брата одного — никто его не защитит. Ей тоже не удалось… в этот раз. Только в этот раз! Больше она не позволит Ристане себя переиграть.
