Он крепит ладонь к руке куклы, которая прячется в углу комнаты.
— Ее заказала Академия искусств, — мистер Эшби поднимает ей голову. — Им понравилась предыдущая моя работа.
У куклы нет лица.
Просто шар. Или не шар? Томас не знает, как называется эта фигура. Определенно, она — голова. Выпуклый череп. Затылок с ямочкой. А вместо лица — гладкая поверхность.
— Для нее сделают маски, — поясняет мистер Эшби.
Он доволен.
— Это проще, чем нанимать натурщиков.
Томас кивает. Он, тот, в прошлом, понятия не имеет, кто такие натурщики. И кукла выглядит одновременно завораживающей и жуткой. А мистер Эшби — непонятным.
Разве нормальный мужик будет делать кукол?
— Завтра ее отправят, — он усаживает куклу в кресло и сгибает ноги, а затем и руки. И если натянуть одежду, то она и вправду живой покажется. — Сегодня еще нужно кое-что доработать. А ты иди, Томас, иди… и розу можешь взять. В другой раз просто попроси, и тебе срежут целый букет.
Томас кивает.
И пятится. И почти вываливается из дома, чтобы нелепо взмахнуть руками в попытке удержать равновесие. Взмахнуть и очнуться.
Он все-таки отключился?
В кресле?
— Поганый сон? — заботливо осведомился Джонни. Вооружившись ножницами с тонкими острыми лезвиями, он осторожно разрезал швы на коже.
— Поганый. Нет. Не знаю, — Томас потер голову. Та болела. Заунывно.
Тяжело.
И да, как будто ударили его тем самым мячом, в котором внутри песок.
— Память возвращается… кровь, кстати, человеческая.
— Майкла?
— Понятия не имею. Возможно. Был бы образец, я бы сравнил. Но есть еще кое-что… интересная компонента. Правда, я не уверен, что это не ошибка, все-таки приборы порой… сбоят. Надо в нормальную лабораторию отправить.
Раздражение было горьким.
Надо? Пусть отправляет. И не мается. А то одни слова… спокойно.
— Драконья кровь. Отличный, к слову, консервант. Ты знаешь, что она сама по себе не портится? Что может храниться месяцами? А то и годами? Только со временем каменеет, но так даже удобнее. Свойств-то своих не утрачивает. Говорят, в гробнице Тутанхамона нашли кувшины с окаменевшей драконьей кровью…
Если память возвращается, то выходит, Томас и вправду побывал в том маленьком домике? И увидел там деревянную куклу, сделанную мистером Эшби для Академии искусств? Надо будет подать запрос. Интересное, однако, хобби… интересное, но не более того.
Деревянная кукла — это еще не повод блокировать память.
— Откуда могла взяться…
— Я думаю, он не был уверен, что мы найдем посылку сразу. Если бы к утру, то собственная кровь Майкла загустела бы, потемнела бы и вообще… с драконьей же она дня три сохранила бы нынешний вид.
И что это значит? Помимо того, что Чучельник — мать его, гребаный эстет?
— Ее ведь не так просто достать, — добавил Джонни тихо. — Ее даже магам не так просто достать.
Магам — это да.
А егерям?
И все-таки что не так было с проклятым тем домом? Он ведь сгорел. А с Бертом случилось несчастье, о котором Томас ничего не помнит.
Разговор до того дня помнит.
Дерево.
И ветку.
И как завидовал брату.
А похороны? И их тоже, хотя он, кажется, болел. Но чем? И неужели так серьезно, чтобы не запомнить похорон? В памяти осталось лишь местное кладбище, над которым вместо ворон кружат стервятники. И шелест песка.
— Плохо? — Джонни стянул кожу с руки и пошевелил пальцами. И движение это вызвало приступ дурноты, с которым Томас все-таки справился. — Не думай. Чем больше ковыряешь память, тем оно хуже. Оно придет. Нужно лишь время.
Вот только было ли у них это время?
У них и у Майкла.
…утром федералов стало больше.
Они облепили дом назойливыми муравьями, но Ник смотрел на эту суету снисходительно. Ожоги его побледнели, пузыри прошли и выглядел он, честно говоря, куда лучше чем я. Он сидел на террасе с чашечкой кофе, который принесли нам, но не федералам, — гостеприимство Эшби так далеко не распространялось — и наблюдал за тем, как его двор тщательно и методично обыскивали.
— Как там твой приятель? — поинтересовался Ник.
Я пригубила кофе.
Стоило бы уйти отсюда, и из дома, благо, разрешили вернуться в собственный, верно, посчитав, что раз уж я настолько ненормальна, что стремлюсь туда, то этим стоит воспользоваться.
Вернуться хотелось.
Более того, тянуло туда с неудержимой силой.
В подвал.
…как получилось так, что никто не обнаружил?
Или нашли, но оставили… почему? Ждут, когда я вернусь проверить, на месте ли дурь? Или…
— Который?
— А у тебя их много?
— Да нет, — я зажевала кофейную горечь круассаном. — Ты вот. Еще Гевин. Но у него малышня выходит, будет при гнездах. Оллгрим. Мы с ним иногда рыбалку обсуждаем. Что? Если ты рыбалку не любишь, то не значит, что другие тоже…
— А Томас?
— Томас? — круассан безбожно крошился, словно бы намекая, что столь изысканную выпечку нужно держать крайне аккуратно, двумя пальчиками. И откушивать с должной долей трепета.
Трепета во мне не хватало.
За федералами мрачно наблюдал Клайв. Он бродил по саду, от одной ямы к другой, останавливался перед разворошенными газонами и, готова поклясться, пересчитывал сломанные ветки. Федералы пытались от него избавиться, но не вышло.
Клайв всегда отличался упрямством.
— Не желаешь проведать?
— А очень надо?
Не буду лгать, что я вообще о нем не думала. Думала. Более того, этот наглый засранец, который решил, вернувшись в город, все тут перевернуть, не выходил из головы.
Но он в доме не появлялся.
А я… быть может, в других обстоятельствах и нашла бы подходящий предлог наведаться. Но сейчас… тот усатый тип, что главный среди федералов, разговаривал со мной раздраженно. И в глазах его вовсе читалось, что он с радостью посадил бы меня, найдись повод. И ладно бы, но… тип был начальником Томаса. А к чему человеку с начальством отношения портить?
— Мне казалось, он тебе симпатичен.
Скорее просто знаком.
И вообще… я, может, пока не подозреваемая, но взгляды того, усатого, не оставляют сомнений: он уверен в моей причастности и к этому Чучельнику, которому вздумалось осчастливить меня головой Билли, и к пожару.
И к затмению лунному, из-за которого драконы стали беспокойными.
